Журналист, писатель, литературный критик, а с недавних пор - и редактор отдела культуры "Российской газеты" Лев Данилкин выпустил книгу "Ленин". Объемный труд в девятьсот страниц издан в серии "Жизнь замечательных людей" к столетию русских революций. По заверениям автора, это не идеологический заказ и тем более - не попытка поймать хайп на модной теме. "РГ" публикует интервью с лауреатом премии "Большая книга".
Почему вы решили дистанцироваться от собственных взглядов и рассказывать о Ленине отстраненно?
Лев Данилкин: Я не историк и никогда себя не выдавал за того, кем не являюсь. Я умею - хорошо ли, плохо ли - рассказывать истории. И, как сказано в романе Леонида Юзефовича "Журавли и карлики", моралитэ убивает месседж. Я выбрал себе такого героя, у которого жизнь - если адекватно и объективно ее излагать - говорит сама за себя. Рассказчик - и читатель, я надеюсь - узнав о ней во всех необходимых подробностях, изменится и поймет, что через историю приключений Ленина можно понять историю ХХ века - каким образом, условно, мир изменился так, что в марте восемнадцатого года - Брестский мир, весь этот русский мир в руинах, а уже в апреле 61-го - полет Гагарина. Это именно приключения, и это погоня, и рассказчик занимается этим не для того, чтобы забраться на табуретку и сморозить какую-нибудь глупость вроде необходимости коллективного покаяния, а чтобы понять, что история не была бессмысленной, что в этих семидесяти годах, которые сейчас заметают под ковер и пытаются объявить исторической ошибкой, был смысл. Но я не хочу это проговаривать в книге, я нарочно не стал делать предисловие с коротким пересказом, как это делается в научных работах. Это история про охоту за сокровищем, и мне достаточно показывать, что отношение рассказчика к герою все время меняется - то приязнь, то ненависть, то сочувствие, зависит от места, обстоятельств, настроения. В биографии рассказчик так же важен как герой - он отвечает за дистанцию, за то, чтоб не подпускать героя слишком близко, но и не упустить его. Отсюда ирония рассказчика - при том, что я к Ленину отношусь без всякой иронии.
Для чего ваш герой "чекинится", приезжая на новое место?
Лев Данилкин: А почему вот в романе Евгения Водолазкина "Лавр", про XV-XVI век, вдруг герои наталкиваются на торчащие из-под снега пластиковые бутылки? Иногда важно показать, что между настоящим и прошлым нет стены, что рассказчик и герой могут случайно забрести в пространство друг друга, что наблюдатель может влиять на объект наблюдения. Естественно, это художественное допущение, неуместное в научной книге. Но у меня книга "с рассказчиком", это он рассказывает про Ленина, это не просто набор документов. Эти нарушения конвенции - крайне немногочисленны, я не выдаю себя за, условно, Юрия Дудя, который подчеркивает, что он - тут, в современности. Наоборот, эти слова должны резать слух читателю.
Но вы наверняка работали над матчастью, изучали первоисточники, штудировали полное собрание сочинений вождя? Доктор философии и научный консультант "Родины" Семен Экштут посчитал: лишь на чтение, конспектирование и осмысление пятидесяти пяти ленинских томов и десятков томов документов и воспоминаний современников нужно потратить не менее пяти лет.
Лев Данилкин: Думаю, ровно поэтому даже в 2017 году мы не обнаружили никакого особенного бума новых ленинских биографий. Это трудозатратная история, и расходовать на это годы - род сумасшествия, конечно. Помню, как на меня смотрели люди, когда на вопрос, чем ты занимаешься, отвечал, что вот уже несколько лет пишу биографию Ленина: то же самое, что "хожу по вечерам в зал игровых автоматов" или "пытаюсь скрестить суматранских барбусов с мраморными гурами".
У вас дома, кстати, есть это собрание?
Лев Данилкин: Нет, я в 2012 году приехал в "Молодую гвардию", загрузил полный багажник пятидесятипятитомником, ленинскими сборниками и Биохроникой и в несколько заходов перетаскал в дом. Надо мной еще смеялись, мол, поближе, что ли, помойки не нашел? Помните, как Николай Носов описывал квартиру Знайки? Книги у него лежали на столе, полу, подоконниках, на шкафах, в шкафах и под шкафами, на кровати и под ней... Вот так у меня было - всюду, везде эти синие тома и книжки вроде "В зрительном зале Владимир Ильич" или "Ленин и совхоз "Лесные Поляны", ценнейшая вещь. И я запрещал их перекладывать, переворачивать страницы, закрывать - иначе забывал, что где, и система бардака рушилась. В марте 2017-го все отвез обратно, но собрание осталось у меня в телефоне, часто с ним сверяюсь, когда надо. Дома нет, не храню дома книги.
Лев Данилкин: Ну у меня стоит сейчас другое собрание сочинений, следующего моего персонажа, но для работы, ну и как упрек - надо делом заниматься. А чтоб вот смотреть на шкафы, радоваться, что у меня все это есть, мое... Я же много лет работал литературным критиком и никогда не был книжным фетишистом. Мне без разницы, где читать буквы - на бумаге или с экрана, я не различаю, иногда одновременно читаю.
А что обычно делаете с прочитанными книгами?
Лев Данилкин: Не думаю об этом, просто знаю, что мне негде дома их хранить - и надо куда-то пристроить, знакомым или на дачу. Это как телефоны старые, которые просто перестаешь заряжать - и они куда-то сами деваются.
Быстро нащупали нужную тональность, Лев?
Лев Данилкин: Мне проще всего понять, что за человек кто-либо, увидев его тексты, я чувствую через стиль, как слепые через тактильные ощущения. И Ленина так же пытался ухватить: прочту всего и пойму. Но с ним этот трюк не особо проходит, там интеллект виден в стиле, но проникнуть за здорово живешь Ленину в голову не получится. И потом это сейчас мне любой том Ленина - как "Граф Монте-Кристо", а сначала читал, мне было скучновато - и ради разнообразия я поехал в Шушенское, потом в Ульяновск, в Мюнхен - и тут понял, что Ленин поразительно много и быстро перемещался, я за ним не успеваю сто лет спустя, и с этим что-то не то, на это никто особо не обращал внимания, что он был одержим путешествиями. И я решил гоняться за ним не только на бумаге, но и "на пленэре".
Сколько географических точек вы объехали?
Лев Данилкин: Побывал, в общем, везде, где был Ленин, от Восточной Сибири до Англии и от Капри до Финляндии. Ну кроме разве Ниццы, где Ленин провел десять дней, или деревни Порник на берегу Атлантики. На самом деле объяснение, дескать, разгадка личности Ленина в том, что он был одержим путешествиями - мнимое, это одно из предположений рассказчика, - что Ленин-турист или Ленин-криптограф, или Ленин-шахматист так же важны, как Ленин-философ или Ленин-политик. И в конце концов эта конструкция отпадает, как отработавшая ступень ракеты. Последняя треть книги - там мало про туризм, не до него.
На самом деле идея погони за Лениным, разумеется, не мне первому пришла в голову. В свое время вслед за Лениным колесили по Франции, Италии и Германии Валентин Катаев, Мариэтта Шагинян, Эммануил Казакевич.
Тогда любой выезд за рубеж считался счастьем, а тут целое путешествие по курортам Западной Европы. Вишенка на торте!
Лев Данилкин: Да, можно иронизировать, но эти поездки были плодотворными. Вон - "Лонжюмо", великая вещь Вознесенского.
Их вояжи, вероятно, оплачивал идеологический отдел ЦК КПСС или схожая структура, а у вас, Лев, спонсоры были?
Лев Данилкин: Страшно благодарен "Молодой гвардии", которая дала мне шанс - написать книгу, но как его использовать - это была моя забота. Я в состоянии сам себе заработать на поездки по ленинским местам - другое дело, что это не были путешествия в жанре "экспресс махараджей". Я хорошо помню, как я мотался по Парижу на съемном городском велосипеде, около шестидесяти евроцентов в час, если вовремя сдавать его. И была пара моментов, когда я не успевал или не мог найти станцию проката, и у меня была паника, я еле живой крутил педали, чтобы уложиться - потому что иначе мне грозил мгновенный дефолт, мне бы, как Чарноте в "Беге", пришлось бы штаны продавать и идти по Парижу в кальсонах.
Но это было приключение! И по "ленинским" горам мне нравилось ходить - хотя я помирал, это ад для неподготовленного человека. В 1904 году был момент, когда вместе с Крупской Ленин за пару месяцев прошел по горам Швейцарии четыреста километров. Это колоссальное расстояние для горного похода, дико тяжело. И лазить по скалам по цепям и скобкам железным страшно - но Ленин лазил в польских Татрах, и я полез.
Разумеется, я меньше его прошел, но успел и понять, и на своей шкуре почувствовать, какое огромное у Ленина было преимущество по сравнению с обычными людьми, насколько лучше он был готов к экстремальным ситуациям, к кризисам. Ту нагрузку, которая выпала на него в первые месяцы, в состоянии был вынести лишь сверхчеловек.
Лев Данилкин: С 2012-го по 2016-й. С перерывами, разумеется.
Что стало первоначальным импульсом?
Лев Данилкин: Змея. До сих пор основной файл в компьютере, в который я записывал все, что мне приходило в голову о Ленине, так и называется: "КаприЛенинЗмеяВыползла".
Почему змея?
Лев Данилкин: Я был членом жюри литературной Премии Горького, лауреатов называли на Капри, и там полно всякой древности, но памятников, стел - нет, за одним исключением: Ленин. И вот я забрел туда, а я уже понимал, что ЖЗЛ про Ленина - не по Сеньке шапка, что ничего путного у меня не выйдет, что я не знаю, что мне делать с книжкой, как ее написать, чтобы не повторять тысячи других.
И вдруг оттуда, из стелы с барельефом, на меня выползла настоящая змея, как из черепа вещего Олега. При том, что это прямо в центре главного городка, в тридцати метрах от виллы, в которой Ленин останавливался у Горького в 1908 году, очень странно, все равно что где-нибудь на Маросейке или у Новодевичьего. Но она выползла, и я расценил это как знамение, знак, что мне надо бросать все и писать книгу о Ленине. И я каприйскую главу писал дольше всего, все пять лет, несколько раз еще оказывался рядом с этим памятником, и это очень важная глава - хотя Ленин там провел меньше месяца.
А в Мавзолее вы были?
Лев Данилкин: В четвертом классе. Меня там принимали в пионеры. Больше не ходил. Биография - про жизнь Ленина, а не про приключения его тела после смерти. Я не испытываю удовольствия от этого зрелища. Так же мне неприятно смотреть сокуровского "Тельца". У меня с этим человеком какая-то химия отношений, пусть даже фантомная и призрачная - а его показывают так, как ему самому бы не понравилось. Если уж на то пошло, лучше закрыть стеклянную конструкцию с телом от посторонних глаз покрывалом или чем-то еще. Нечего таращиться. Я был в Тегеране у мавзолея Хомейни, это гробница внутри мечети, закрытая, естественно, тело аятоллы скрыто.
Словом, вы против, чтобы некрополь убрали с Красной площади?
Лев Данилкин: Конечно. Надо оставить прах в покое. Или мы, что ли, должны выковыривать из стены урны с Крупской, Джоном Ридом и Юрием Гагариным? Мавзолей и Стена - напоминание о главном событии в истории.
Откуда в вашей книге взялся подзаголовок о пантократоре солнечных пылинок?
Лев Данилкин: Это 29-й том собрания сочинений, по мне так наиболее важный для понимания Ленина. "Философские тетради", конспекты Гегеля. Именно там мне попалось странное определение: душа есть солнечные пылинки. В одном образе - и свет, солнце, аллегория Христа, правды, и его отрицание, тьма, слепота, слепящий свет, свет-террор. А потом солнечные пылинки - это странное мерцание истины и лжи, это хорошая метафора для ленинской диалектики, единства и борьбы противоположностей.
Лев Данилкин: Во-первых, у меня дома нет телевизора. Я смотрю "Формулу-1" через интернет, на этом мои знания о том, что там происходит, заканчиваются. По интервью Владимира Хотиненко, создателя одного из названных вами проектов, я понял, что он не хотел представить Ленина немецким шпионом. Возможно - но тогда не понимаю, зачем в этом сериале Парвус. Парвус в 17-м году - никто, он и Ленин - в разных вселенных, если бы Ленин замазался об Парвуса, то он пропустил бы свой шанс на участие в революции, о том, о чем он всю жизнь мечтал.
Пусть так, но неужели вам, Лев, не любопытно сравнить, кто лучше сыграл роль Ленина - Стычкин или Миронов?
Лев Данилкин: Евгений Миронов - великий актер, ни секунды не сомневаюсь в его таланте. Но мне достаточно Ленина Смоктуновского и Михаила Ульянова. Хотя, пожалуй... Я сам себе сразу сказал, что мне это неинтересно, но вы заставили задуматься. Если честно, я, наверное, чувствую что-то вроде ревности, это иррациональная вещь... Наверное, все-таки стоит посмотреть, чтобы знать, о чем речь.
А что скажете о том, как в России отмечалось столетие революций?
Лев Данилкин: Думаю, в коллективном сознании обывателей большой исторический нарратив намеренно подменяется частными эпизодами: истории каких-то балерин, каких-то князей. На выставке официальной о Ленине чуть ли не целый стенд - про переписку с Арманд, можно подумать, что его дружеские отношения с этой женщиной - в самом деле центральная тема его политического пути. И тогда Октябрь очень естественно выглядит как очередная интрига в этом ряду - заговор кучки людей. Это простой и эффективный способ решить проблему неудобного юбилея.
Полный текст см. Из интервью Льва Данилкина журналу "Родина", декабрь 2017 г.