 ПОЭТ И ЖУРНАЛИСТ . Бахытжан Канапьянов. Книга «Кофе-брейк»
Журналист (Людмила Мананникова):  Наше поколение, рожденное в середине ХХ века, выросло, начиная с детского садика, на лозунгах и принципах соцреализма. Я до сих пор наизусть знаю стихотворение Михаила Светлова из пьесы «Двадцать лет спустя».
Сраженьями юность гремела,
И я обращаюсь к стране:
«Выдай оружие честным и смелым,
И в первую очередь – мне».
А в 10-м классе мы разучивали композицию, посвященную Че Геваре... Сейчас, с сегодняшних позиций, мы понимаем, незачем брать в руки ружье, когда льется кровь – это всегда страшно, и тем не менее, эти воспоминания меня греют.
Когда я училась в 6-м классе, то подбила ребят нашего двора написать в горисполком и попросить нашу улицу, 15-ю линию, переименовать в улицу французского коммуниста Мориса Тореза. Как ни странно, это было сделано, так и появилась в Алма-Ате улица с французским именем...
Поэт: По-моему, ее сейчас переименовали... Это хороший удел нашего поколения – отзываться на все боли мира. У Михаила Светлова это была Испания, еще были свежи воспоминания о гражданской войне. В более поздний период появились Никарагуа, Вьетнам, Куба. У всех нас было достаточно сложностей в собственной жизни, но мы болели за мировую революцию. Вспомни фильм «Прошу слова». Там героиня, глядя в телевизор, плачет. И на вопрос мужа – почему слезы? – она отвечает: «Альенде убили». Муж всем своим недоуменным видом как бы говорит: «В холодильнике пусто, а ты – «Альенде убили». На мой взгляд, здесь был какой-то элемент театра абсурда. Так ли уж нам тогда было необходимо близко принимать к сердцу страдания людей из Чили, из далекого Никарагуа? На мой взгляд, человек должен помогать другим тогда, когда у него самого все нормально. Иначе это будет не помощь, а кликушество, в какой-то мере лицемерие.
Да, у нас был девиз: «Общественное выше личного». Моя сестра всю жизнь так прожила. Она работала в райкомах комсомола и партии, в ЦК, была заместителем облисполкома. Затем в период перестройки стала работать в Верховном Совете СССР. Она плакала, что рухнул Советский Союз, а ее муж пошел на баррикады защищать Белый дом. Гражданская война, «фронтовая полоса» в августе 1991 года прошла по их квартире.
Журналист: И, тем не менее, почему-то грустно, что революционная романтика осталась в прошлом. Да, умом понимаешь, что не надо было революции, но как отказаться от такого родного: «Мы ехали шагом, мы мчались в боях и «Яблочко»-песню держали в зубах...» Моей любимой героиней в детстве была Наташа Логинова – героиня пьесы Горбатова «Юность отцов», она в гражданскую войну бросила семью и ушла в революцию, а затем была казнена белогвардейцами.
Поэт: Грустно тебе потому, что солидарность с революционерами всех стран мира совпала с нашей юностью. Конечно, можно волноваться за судьбы мира, но не абстрактно, а когда в этом есть что-то личностное. В этом плане, мне кажется, удачен фильм Ишмухамедова «Влюбленные». Там играют Нахапетов, молодая Анастасия Вертинская. Ребята провожали в Грецию своего друга-грека, а там ко власти пришли черные полковники... Это все, и фильм, и жизнь из фильма, совпало с моим возрастом становления.
Журналист: Если вернуться к нашей романтике, я поняла: может быть, в том же Светлове нам дорога не собственно революционная идея, а какие-то идеалы дружбы, нравственные качества, идеи патриотизма, которые воспевал поэт? И которые в сегодняшней нашей жизни стремительно исчезают. Где сейчас настоящая любовь, верность, искренность, преданность? А как Смеляков прекрасно показал ребят из фабрично-заводского училища в годы первых пятилеток в своей поэме «Строгая любовь»!
Поэт: Те качества, о которых ты говоришь, присущи не только советским людям. Вспомни «Три товарища» Ремарка. А если говорить о Светлове, то у него были не только «Гренада» и «Каховка», но и прекрасные лирические стихотворения. Что касается Смелякова, вспомни, что он трижды сидел. Он мог, как Шаламов, писать о годах ссылки и ничего не публиковать из написанного, а он писал о пятилетках. За «Кремлевские ели» Смелякову дали Государственную премию. Вдумайся, какой двойственный смысл имеет это название. Можно представить чудные ели, а можно – как кремлевские чиновники едят в спецбуфете. В этом и есть тайна поэзии.
Журналист: И, тем не менее, Смеляков, воспевая романтику первых пятилеток, не лгал.
Поэт: А кто лгал? Сколько сейчас существует книг писателей, которые в свое время писали искренне, а сегодня это макулатура! Я считаю, к прошлому надо относиться весело, как к какой-то оперетте, так, как мы сейчас относимся к войне 1812 года. Вспомни «Гусарскую балладу».
Журналист: Может, когда-нибудь потом, не сейчас. Сейчас все это «горячо». Еще слишком много людей, которым то время дорого. В то же время я знаю людей, которые в старые времена занимали довольно высокие должности в комсомоле, в партии, а сейчас ругают то время. Кому-то очень хочется перечеркнуть все годы прошлой власти. Пожалеть целое поколение советских людей, жизнь которых прошла, по их мнению, зря. Жалеть это поколение, я думаю, не надо. Они по-своему были счастливы.
Поэт: Подобные заявления делают сегодня те же перекрасившиеся советские чиновники, партработники, которые и при советской власти, и сейчас живут довольно неплохо. Только тогда, например, они были воинствующими атеистами, а сейчас усиленно ходят в церковь и верят в Бога, совершают хадж. В свое время воспевали партийные идеалы, а сейчас молятся золотому тельцу. Какой бы она ни была, это была наша жизнь, ее нельзя зачеркнуть. Суверенитет не начинался с чистого листа.
Журналист: И вообще, чем дальше, тем больше мы убеждаемся, что это была совсем неплохая жизнь. Ведь социализм сам по себе очень даже хорош... А если бы не сталинские перегибы...
Поэт: Легче всего все свалить на одного человека. Виновата система.
Журналист: Если бы нам до конца удалось узнать, что это такое – социализм!
Поэт: Да, есть модель шведского социализма. За ней будущее. В Китае установились рыночные отношения, но идеология у них осталась прежней. Краснознаменной идеологией великого Китая.
Журналист: Режиссер Калик поставил в свое время прекрасный фильм «До свидания, мальчики». Он эмигрировал на свою историческую родину в Израиль, затем вернулся и снял еще один фильм, посвященный памяти этих мальчиков. Увидел, что происходит в России, и сказал: на этот раз это было уже настоящее прощание с ними. Не осталось в нашей жизни таких мальчиков. Сегодняшнее поколение – совсем другое. Моя мама ушла на фронт в 41 году, все мальчики из ее класса – у нас дома есть снимок – погибли. Тогда, она говорит, были совсем другие ребята, чем сегодня. Искренние, наивные, отношения с девочками у них были романтические, чистые.
Поэт: Это поколение росло при определенных условиях. Когда в разгаре были репрессии, у руля был Сталин. Те, что выжили, стали аксакалами, а это – совсем иное состояние души. Мне здесь ближе песня Булата Окуджавы этого же периода со строчками «в затылки наши круглые глядят». Представь себе, этот мальчик, который, может, еще и девушку не успел поцеловать, идет защищать Родину и погибает в восемнадцать-двадцать лет.
Журналист: То есть ты хочешь сказать, что романтика свойственна не поколению, а возрасту? Я знаю и дружу сегодня с тремя людьми этого поколения, поколения «мальчиков» Балтера, Калика, Окуджавы. У нас есть с тобой общий друг – участник войны, почетный житель Алматинской области Леонид Юзефович Гирш. Сколько в нем искренности, желания сделать людям добро, прийти на помощь. Мне кажется, какими они были, такими и остались. Это люди очень ответственные, великодушные, добрые, прекрасные, я бы сказала. В других поколениях я таких людей не встречала.
Поэт: Согласен. Под «прощанием с мальчиками» Калик имел в виду скорее всего не их физический уход в 1941-м, а потерю нравственности сегодня.
Журналист: Возьмем другое поколение – романтиков-шестидесятников.
Поэт: На мой взгляд, шестидесятники сегодня уже другие. Романтический флер с них спал, потому что сегодня совсем другая философия жизни. Но может быть о том, какими они были и какими стали, должны все же говорить они сами, а не мы? Это их зона, их территория. Они замкнуты на своем поколении и дальше видеть не хотят. А у нового поколения – новые критерии...
Журналист: И мы для них уже поколение восьмидесятых, то есть из той мнимой «базы коммунизма», о которой мечтал Никита Хрущев.
Поэт: И тем не менее и это поколение, и наше поколение, и романтики-шестидесятники, и ветераны Второй мировой – все мы живем уже в ХХI веке, в какой-то мере дополняя и совершенствуя друг друга. В этом и заключается преемственность поколений.
   |
