Дибир Магомедов.

Магомедов Дибир Магомедович (1932-1998)

Краткая биография: 1931-родился в сел. Сиух Хунзахского района ДАССР. 1938-1942-учеба в начальной школе.

1942-1948-учеба в средней Аранинской школе-интернете Хунзахского района. 1948-1953-студент исторического факультета Ленинградского Государственного Университета. 1953-ассистент по политэкономии кафедры марксизма-ленинизма Дагестанского медицинского института.

1954-секретарь комитета ВЛКСМ Дагестанского медицинского института. 1955-первый секретарь Махачкалинского горкома ВЛКСМ.

1956-второй секретарь Дагестанского обкома ВЛКСМ. 1958-ответ.организатор отдела комсомольских органов ЦК ВЛКСМ по РСФСР.

1960-первый секретарь Дагестанского обкома ВЛКСМ. 1962-зав.отделом партийных органов Дагестанского обкома КПСС.

1965-секретарь Дагестанского обкома КПСС. 1966-министр культуры ДАССР.  Научная деятельность. 1970-младший научный сотрудник ИИЯЛ Дагестанского филиала АН СССР.

1973-старший научный сотрудник ИИЯЛ Дагестанского филиала АН СССР. 1979-зав.сектором ИИЯЛ Дагестанского филиала АН СССР. 1986-зав.отделом ИИЯЛ Дагестанского филиала АН СССР. 1988-зав.кафедрой философии и научного коммунизма ДПТИ. 1989-зав.кафедрой теории и истории культуры Дагестанского государственного университета.

1991-Председатель Фонда Шамиля.

Я знал, понимал и ценил его

Смерть Дибира Магомедовича, казалось, не оставила равнодушных. Любая встреча не обходилась без воспоминаний о нем. Люди отзывались и делились добрым словом о деятеле культуры, об ученом, а более всего о личности, оставившей глубокий след. А говорить было о чем и вспоминать было что.

 Мы знали и помним Дибира Магомедовича в самых разных ипостасях. Люди привыкли перечислять регалии: партийный, государственный, общественный деятель, ученый, педагог. И это правда. Но далеко не полная. Дело в том, что он был не просто деятель в обычном официально-бюрократическом, холодно-канцелярском понятии. Да, это был деятель, но неординарный, незаурядный, многогранный. Это была личность деятельная, творческая. Это был созидатель. Даже в скучнейшую по своей природе сферу партийной бюрократии Дибир Магомедович вносил душу, элемент творчества. Умел зажигать людей, увлекать и занимать их.

Да, это был человек интеллигентный, образованный и в то же время, возможно, именно в силу этого – свободный, раскованный, раскрепощенный. Всегда компетентный, требовательный, открытый, прямой, целеустремленный, волевой, твердый, принципиальный, настойчивый и просто мужественный. Это был борец. Бойцовские качества Дибира Магомедовича были в его годы востребованы самой жизнью, которая нуждалась в подобных людях, требовала преобразований и ломки. Дибир Магомедович как личность был востребован самим временем. Таково было его призвание, и он его оправдал. Он был человеком острого и ясного ума, активной жизненной позиции, заслужил доброе признание у широкой научной и творческой общественности, у самых различных слоев населения многонациональной республики. Высокий интеллект и личное обаяние обеспечивали ему множество сторонников и единомышленников. Безупречная честность и порядочность, простота и скромность, душевная щедрость, готовность к самопожертвованию – эти ценные нравственные начала привлекали к нему людей. С ним было интересно, но только не всем: как у каждого нормального и порядочного человека, у него тоже были недруги, неприятели, обычные завистники. Мы знаем, как Дибир Магомедович поступал с ними: одних прощал, жалея и, как ни парадоксально, одновременно лелея, других – не щадил, пренебрегал, и это он делал спокойно, без демонстрации, просто в силу своей независимости, непреклонности и личностного превосходства.

Приведенные выше характеристика и оценки не есть просто слова и декларации. В них нет ни приписок, ни преувеличений. Они, эти качества, проявили себя в событиях и эпизодах жизни, в поведении и поступках Дибира Магомедовича. Они извлечены и заимствованы из действительности, подтверждены живыми воспоминаниями, которые также искренни и не терпят фальши. Сошлюсь лишь на некоторые из фактов своих воспоминаний, главным действующим лицом которых был Дибир Магомедович Магомедов.

Мы были знакомы с 1959-60 годов. То было в Москве, в годы моей учебы в Высшей партийной школе при ЦК КПСС. Дибир Магомедович тогда работал в ЦК ВЛКСМ, если не ошибаюсь, ответорганизатором, будучи выдвинутым с должности второго секретаря Дагестанского обкома комсомола. До этого я был наслышан о молодом, одаренном и симпатичном моем земляке – выпускнике Аранинской средней школы Хунзахского района, той же, что я окончил в свое время, а также Ленинградского госуниверситета, в котором обучались многие дагестанцы, мои знакомые и приятели. Отзывы о Дибире Магомедовиче были самые благосклонные, а порой и восторженные.

Как-то в компании приятелей, близко знавших Дибира Магомедова, я оказался у него в гостях, в его скромной московской квартире. Мне пришлись по душе его радушие, доброта, открытость, ясный ум, четкий взгляд на вещи, готовность идти навстречу. Прост, отзывчив, решителен, прозорлив, ироничен, насмешлив. Именно ирония и была чертой, которой он был вооружен в полной мере, и ею он пользовался искусно. И насмешка его, казалось, не щадила никого.

Мы прониклись симпатиями друг к другу. Затем отношения переросли в приятельские, а впоследствии – в подлинно дружеские. Разница в возрасте не оказалась помехой. После ВПШ я возглавил только что создававшееся дагестанское телевидение, а затем и Комитет по радиовещанию и телевидению при Совете Министров ДАССР. А Дибир Магомедович стал 1-м секретарем обкома комсомола, а затем заворготделом и вскоре секретарем областного комитета партии. Дружба наша крепла и сблизила наши семьи. Одновременно формировался некий круг общих друзей. Привлекали все та же его доброта и простота, открытость и доступность, смелость поступков и решений. Это же и настораживало определённый круг людей иного склада, преимущественно власть предержащих.

Его стремительное продвижение радовало тех, кому уже тогда претила чванливая кадровая бюрократия, и не на шутку напугало немало претендентов на иерархию власти, жаждущих места «под солнцем». Пошла гулять череда слухов и сплетен: мол, какой молодой, а лезет, растолкал всех и норовит в преемники самого Даниялова. Собственно, такая перспектива не устраивала завистников, которым то и дело грезился вожделенный пост первого секретаря. Они-то и выискивали у нового и деятельного секретаря просчеты и провалы, радовались его неудачам и выжидали момента и своего часа.

Между тем случай выдался, и час настал. Раздули семейный некий разлад у молодого секретаря обкома. Как говорится, пошла писать губерния. Был поднят шквал шумихи, поток анонимок в ЦК: это был хорошо опробованный и налаженный прием. Сработали разного рода «ярлыки», и он был освобожден от должности секретаря обкома и переведен на должность министра культуры республики.

Опальный министр за дело взялся горячо, энергично, со знанием и с любовью. Работа спорилась, и Дибир Магомедов вновь привлек к себе внимание «общественности». Последовала перестановка кадров, стали корректироваться приоритеты ценностей и ориентаций, в результате которых Д.Магомедова освободили от министерской должности. Министерство при Дибире Магомедове превратилось в привлекательный, созидательный, творческий центр. И на этом фоне приговор, вынесенный тогда министру культуры, был воспринят как неоправданно строгий.

После министерства Д.М. Магомедов нашел свою гавань в Институте истории, языка и литературы им. Гамзата Цадасы Дагестанского филиала Академии наук СССР.

В науку, как известно, Дибир Магомедович пришел с определенным опытом в области дагестанского искусства, накопленным за годы работы в Министерстве культуры. И, естественно, получив в институте низшую в академической научной иерархии должность младшего научного сотрудника. Но он не был обескуражен. Д.М. Магомедов сосредоточился на изучении процесса зарождения, становления и развития дагестанского искусства. Курс был взят на организационное оформление искусствознания как приоритетного научного направления современного дагестанского гуманитария. Структурная реализация данной проблемы долгие годы оставалась на уровне пожелания и не находила своего решения. И случилось так, что давней мечте Дибира Магомедовича было суждено сбыться лишь в 1974 году, когда в Институте ИЯЛ наконец было создано первое в академической системе специализированное искусствоведческое подразделение – сектор истории искусств. Не скрою, что мне приятно было услышать из уст самого Дибира Магомедовича признание, что такое стало возможным лишь с моим появлением в институте в качестве его директора.

Между тем создание в институте отдела искусства оказалось делом совсем не простым. Сложность состояла в том, что в системе Академии наук не было – нет и сейчас – структурного исследовательского формирования искусствоведческого направления. Лишь в последние годы по нашему примеру они появились в Казанском и Башкирском научных центрах Российской академии наук. А тогда немало труда стоило нам убедить Отделение литературы и языка АН СССР в необходимости, целесообразности и правомерности создания в Дагестане такого подразделения. И мы стали практически первым в стране академическим научным учреждением с искусствоведческой составляющей.

Другая, более существенная сложность состояла в наличии в самом филиале, да и в институте, внушительного противостояния идее создания искусствоведческой структуры. Дело в том, что в филиале действовали силы, не заинтересованные в научном преуспевании Дибира Магомедовича. Ему было отказано в доверии возглавить рожденный в муках сектор истории искусств. Пока не состоялась моя встреча с М.-С. Умахановым. Я убеждал руководителя республики, что Д. М. Магомедов работает спокойно, что его интересы замыкались исключительно в рамках научных изысканий, что он всецело посвятил себя благородному делу теоретического изучения и осмысления истории культуры и искусства Дагестана - проблемы, которой практически никто всерьез до него не занимался. Первый секретарь обкома Дагестана дал мне полное добро на решение затянувшегося вопроса. Вскоре был объявлен конкурс на замещение вакантной должности заведующего отделом искусства, и единогласно избранный Дибир Магомедович возглавил коллектив своего детища.

Отдел искусства под руководством Дибира Магомедовича развивался и мужал. Он задавал тон во многих добрых начинаниях современной гуманитарной науки. Отдел и руководитель обрели высокий имидж в республике и за ее пределами. Наука о дагестанском традиционном и профессиональном искусстве заложила основы своего становления и развития и во весь голос заявила о себе.

Как известно, в последующем волею судьбы Дибир Магомедович оказывался на разных должностях, тоже важных и значимых. То он заведовал кафедрой философии в политехническом институте, затем возглавил кафедру истории и теории культуры Даггосуниверситета, основателем которой он и был. В последние годы жизни Дибир Магомедович всецело посвятил себя созданию, формированию и организации многогранной деятельности Фонда имама Шамиля, ставшего средоточием народной памяти о великой национально-освободительной эпопее XIX столетия на Северном Кавказе.

Фонд Шамиля, следует признать, составлял особую страницу в летописи деяний Дибира Магомедовича. Он явился еще одним его детищем. Фонд стал заметным, временами значительным, влиятельным в общественно-политической жизни Дагестана и Кавказа, обрел широкое признание в стране и за рубежом именно под началом своего создателя. Мы хорошо помним, какую колоссальную по своему размаху деятельность развернули Фонд и его председатель в деле воссоздания и популяризации героической истории народно-освободительной борьбы горцев и великого духовного наследия «эпохи Шамиля» как немеркнущего исторического и национального достояния народов Кавказа. Особенно ярко, масштабно и во всей своей деятельной мощи инициатива, энергия и воля Дибира Магомедовича проявились как раз в период подготовки и празднования 200-летнего юбилея имама Шамиля, и это было по заслугам отмечено Государственным Советом республики при подведении итогов шамилевского юбилея. Надо сказать, что слова Председателя Госсовета РД Магомедали Магомедовича по этому поводу явились в нашей памяти одним из редчайших, если не единственным случаем признания и похвалы со стороны руководства республики в адрес Дибира Магомедовича на протяжении всей его жизни, столь активной, деятельной и плодотворной, помеченной заслугами самой высокой пробы. Я как живой свидетель всего того, что делалось в те годы и месяцы, говорил в свое время и охотно повторяю сейчас, что празднованию шамилевского юбилея было суждено стать «лебединой песней» Дибира Магомедовича Магомедова.

Однако пусть никто не думает, что «лебединая песня» Дибиру Магомедовичу далась легко. Мы, члены шамилевского оргкомитета, – свидетели того, с какой настойчивостью, я бы сказал, отчаянностью, шаг за шагом добивался он решения назревших проблем, четкого выполнения каждого пункта юбилейной программы, во имя чего порой шел на обострение. Он требовал решений – безоговорочных, немедленных и окончательных. Порой не признавал приемов дипломатии, избегал компромиссов.

Вот так в постоянном напряжении, в труде и борьбе прожил Дибир Магомедович жизнь, обожаемый друзьями, коллегами и гонимый судьбой и обстоятельствами. Но прожил он ее честно, открыто, достойно. И исключительно плодотворно. Прожил во имя блага людей и родного, самозабвенно любимого им Дагестана. Как уже отмечалось, свое дело он делал, постигал и достигал через огромное напряжение сил сердца и ума.

Казалось, струны его души были так натянуты и напряжены, что вот-вот оборвутся. И оборвались! В тот самый роковой январь 1998 года.

Дибир Магомедович как человек воли и чести, доброты и благородства оставил богатое и интересное духовное и научное наследие. Оно живо, чтимо, хранимо: оно в мыслях и деяниях благодарных современников, знавших и запомнивших этого гордого, верного, несгибаемого сына Страны гор, в памяти тех, кто жил рядом, шел вместе, служа идеалам добра, блага, счастья. Он оставил доброе имя, добрый след, добрую память. Спасибо ему. И вечная память.

Гаджи Гамзатов, академик.