Клара Скопина Мы дети войны
 Тамара Васильевна Плисова. Мимолетность. Мгновение.
Хранящееся уже 57 лет. Возникшее в 1962 году, в дверях нашего Красноярского дома.
С крошечным ребенком на руках. Высокая, стройная, юная, красивая. Сдержанная. Недоверчивая. Словно предупреждает: попробуйте меня не понять!
Жена нашего дивногорского друга, комсомольского секретаря Красноярской ГЭС, с распахнутой всем ветрам и невзгодам душой. Очень захотелось её обнять…
Но захочет ли она?.. Ведь её сдержанность вовсе не случайна… Где же её начало?..
16 сентября 2019 года:
«Меня, Ларионову Тамару из эшелона детей блокадного Ленинграда, 30 июня 1942 г., удочерили Василий Иванович и Елена Федоровна Лисицкие, жители г. Майкопа Краснодарского края, куда в детский дом привезли детей.
Место рождения неизвестно, дату рождения установили врачи, и, как потом оказалось, - я старше предполагаемого возраста около двух лет (видимо, так выглядели мы, блокадные дети, по вполне объяснимым причинам…). Что мы из Ленинграда, определили по очень жёсткому Г (на Кубани оно – мягкое). Даже стих, который мы читали в Детском доме, звучал «мягко»: «Гришка – гад, давай гребёнку, гниды голову грызут!» («давай» вместо «гони гребёнку», таких слов мы тогда не знали).
В детском доме кормили голодно, а чтобы первые не съели раньше других, нам ложки давали всем разом. Но мы приспособились: выпивали жижу, а овощи ели руками, потом ложками стучали, прося добавки.
Когда пришли родители, я увидела папу в кожаной куртке… (А видела я своего отца в кожаном пальто, когда он пришел домой и поднимал меня из кроватки и высоко подбрасывал!..). Увидев кожанку, я очень громко всем объявила: «Ну и вот видите, меня нашли! – а вы говорили!..» Но потом я часто спрашивала отца, куда делось длинное кожаное пальто (для себя я решила, что его просто обрезали).
Из очень ранних воспоминаний: как только начиналась бомбёжка, меня заворачивали и уносили в подвал… И я очень часто говорила теперь об этом маме. Она подвела меня к кладовке и заставила посмотреть: поместилась бы я в подвале на такой полке? Это меня очень удивило…
Немцы рвались к Нефтегорску, поэтому по пути в городе Майкопе были с 9 августа 1942 года по 29 марта 1943 года. Бесчинствовали мало по сравнению с другими городами и деревнями. Видимо, другие были части.
У нас в доме стоял офицер, спал он не на кровати, а на полу на шинели, чтобы скорей вскочить уже почти одетым: очень боялся партизан (дом был удобно расположен). Отлично знал русский язык и на свой вопрос: «Почему отец не на фронте?» - вытащил наган, когда папа ему ответил, что не хочет… Взбешённый офицер кричал, что и он тоже не хочет воевать, но он обязан!.. Тогда папа поднял штанину и показал страшно перевитые сосуды и вены; я никогда больше таких ног не видела (он в январе долго находился в окопах, в болоте).
Помню денщика, который строчил на нашей швейной машинке погоны офицеру, а когда отлучился, я тут же взяла ножницы и порезала погоны на красивые ленточки…
Мама меня защищала, объясняла, что я маленькая, не понимаю… Обошлось, денщик поворчал и пошёл за другими…
Жили мы, конечно, лучше других, но самым большим лакомством был жмых (из подсолнечника)и макуха вместо хлеба. Но это было уже после ухода немцев. Но всё-таки был юг, - фрукты, овощи, трава, где мы ели всё, что находили…
О том, что я усыновлена, я узнала в 7-ом классе. Тогда родители писали каждый год к 1 сентября заявление в школу. И когда у своей подружки я увидела свидетельство о рождении, а у меня оно было совсем другое, тогда я поняла, что родители у меня приёмные… Но всегда раньше всем друзьям я говорила, что они потеряли меня, а потом нашли…
Я попыталась написать Агнии Барто письмо в передачу «Ищу человека». Но когда перечитала, то поняла, что у меня была только одна зацепка: видимо, в садике или ещё где-то я видела игрушечный домик, я о нём рассказывала. Воображение то́ ещё было! Остальное всё в словах «как будто», «кажется» и т.д.
Но не отправила я всё-таки из-за папы, не могла его расстроить, очень любила его.
А потом, ты знаешь, как было: встретила необыкновенного человека – Виктора.
Хочу написать о нём один случай. Из скворешни выпал птенец, и маленький Витя так горевал, что немец полез на дерево и положил его в скворешню. И немец сказал маме Вити, что её сын очень добрый ребёнок! Как видишь, даже фашист оценил это.
А вообще я хочу вспомнить, что никто из соседей моих никогда не говорили ни немцам, ни мне, что я усыновлена. Всё-таки в советское время была доброта среди всех простых людей. И ещё в такое трудное военное время представители исполкома ходили по частным домам и просили разобрать ленинградских детей, чтобы немцы не отправили их для сдачи крови своим раненым солдатам.
На наших двух улицах взяли из детдома 5 детей. Одна девочка пела, другая балетом занималась; заболели, на сцене простудились. Я, как видишь, долгожительница. О судьбе мальчика (его взяли в семью, где было три девочки) я сейчас не знаю. Одна девочка, которую взяли в семью, переехала в другой район.
Могу сказать о себе, что повезло в жизни. Во всём».
.............................
Встреча с необыкновенным человеком – это, конечно, подарок жизни! Дети войны… Каким ветром встретит судьба, даже если добрые люди сберегли тебе жизнь? Если всей душой хотели, чтобы тебе было тепло и надёжно? Чтобы с ними ты чувствовала себя родной, своей? А ведь когда-то начнётся твоя собственная взрослая жизнь?
Виктор Плисов, майкопский мальчик, который так горевал, что из скворешни выпал птенец, что даже немца «прошиб», и тот полез на дерево, чтоб птенца положить к матери! И успокоить полного отчаяния русского мальчишку… Витя Плисов и стал её необыкновенным человеком… Его, блестящего ученика, готового помочь любому, запутавшемуся в лабиринтах знаний в трудное, голодное послевоенное время, для поднятия духа по любому случаю читавшему стихи и певшему на школьных концертах, знала вся школа. И потом, когда уехал в Москву и поступил в МЭИ – Московский Энергетический Институт, знал и город Майкоп. Сам выбрал, сам поступил, - отец-сапожник, чем мог помочь? И окончил с отличием!
 Я, собкор «Комсомолки» (тоже «дитя войны»), узнала Виктора Плисова в 1961 году, увидев на строительстве Красноярской ГЭС открытую дверь его комитета комсомола… В которую в любое время мог войти каждый: по делу, за советом, с бедой… Он считал себя в ответе за судьбу каждого. Это был его Комсомол!
…Давно уже не Виктор распоряжается своим временем… С тех дивногорских времён когда Тамара собрала его однокурсников, вместе приехавших на стройку, и выплакала перед ними свои обиды: у неё ребёнок на руках и весь быт – вода, дрова, печь… И пусть он какой угодно общественник и как угодно занят на стройке, и всем нужен, но семье он нужен тоже!
Обиду на это обращение и посредничество «рыцарей» он проглотил, - ведь они только хотели им помочь, удержать горячую преданность их с Тамарой отношений! И он стал успевать всё! Таскать воду, колоть дрова, топить печь, - и по-прежнему оставаться бездонно-вместительным для чужих невзгод, проблем, оставаться аккумулятором энергии для сотен душ на стройке, старшим братом своим комсомольцам…
 Жизнь внатяжку, материальный аскетизм не сделали его расчетливым и оглядчивым. Когда впервые у него оказались «большие» деньги (мать собрала их ему на костюм к выпускному институтскому вечеру), он тут же купил билет на Север и поехал к Тамаре. В свои 18 она решительно отправилась искать свою взрослую жизнь! Он поехал к ней, ещё и не невесте, просто посмотреть на удивительную майкопскую девочку! А потом бессонными ночами водил по Москве, «заговаривал» стихами… Ему казалось, ни заниматься, ни диплом защищать не сможет, если не увидит её.
И вся остальная их взрослая жизнь была так же нерасчетлива и неоглядчева. Каждый год хотя бы дважды он виделся с матерью, - один раз он летал к ней в Майкоп через долгие километры из Сибири, один раз она приезжала к ним… Не по скудной его тогдашней зарплате были эти свидания, и всё же они наскребали матери и на дорогу в оба конца, и на гостевание…
В неподатливости жизни они оба с Тамарой оказались под стать друг другу. Они мужественно тянули свой воз, далеко от всех родных поднимали троих детей, воевали с болезнями, атаковавшими Тамару.
И когда уже казалось, что устали до предела, вдруг откровенный бунт Тамары против жизненного смирения. Тамара взяла и поступила в заочный техникум! На четвертом десятке лет, с тремя мальчишками на руках, она тайно готовилась к экзаменам, потом так же тайно – к сессиям. Чтобы не мешали разумными советами.
Ей хотелось с торжеством выложить диплом Виктору: нет, не только твоя жена, но и самостоятельная личность! И он это понял! И когда новая работа потребовала переезда уже из Ачинска в Красноярск и Тамара уже «открыто» продолжала доучиваться в Ачинске и ездить туда на сессии, Виктор не возражал.
Два месяца в год она сдавала экзамены, месяц – уезжала лечиться, и он один крутился с ребятами.
Нет, не было у него вины перед домом, здесь все жили по своему разумению, и никто никого не теснил, и ребячьей воли не укорачивали.
И всё же и утром он тихо встаёт, пока они все спят, и в семь часов уезжает на работу. И в этом тихом отъезде, в необходимости сохранить свежую голову не для них, а для грядущего дня, - встреч с людьми, совещаний, решений, поездок, - всё равно всё то же вечернее ощущение – сердце его здесь, с ними.
И мне вспоминается другая командировка к ним, к Плисовым, - я не могу долго не видеть их и их жизни, даже когда моя журналистика уводит меня в другие края…
Из этой командировки я привезу «Комсомолке» повесть «Годы, которые всегда с тобой…» Эти годы – наш комсомол, который никогда от нас не уйдет…
Был праздник – День Советской Армии. Накануне Виктор сказал: «Пока не попоём, не уедешь!» Виктор сидит около Саши Никольского, с которым разделена вся Дивногорская жизнь, сделавшая их замечательными специалистами – энергетиками – строителями – зрелыми людьми… Витя весёлый, возбуждённый, глаза блестят. Рядом с Никольским – Витина Тамара. Молодая, Цветущая. И никому сейчас и не помнится, как тяжело заболела она несколько лет назад, как страдал Виктор, как опалённый ходил, струной натянутый. Казалось, вот-вот не выдержит, сорвётся в нем что-то. Пожаловался бы, легче б стало, так нет, слово не вытянешь.
Тамара рассчиталась, уехала к родным на юг, лечилась. Вернулась, чуть не через полгода, загорелая и красивая до невозможности…
Так мы и пели всю ночь, словно прощаясь с чем-то дорогим. И Виктор, как всегда без слов, уловил это прощание – сквозь радость: «Ты тоже чувствуешь? Это ведь естественно! Дороги идут дальше, и вроде не мы их выбираем уже, а они нас. Чувствуя, что мы можем и должны делать больше! Повзрослели…»
Их ждало ещё много-много дорог, с Тамарой. И лучше, чем они сами, скажут о них друзья.
Мимолётность. 14 сентября 2005 года, день рождения.
«Наш славный, уважаемый и любимый дивногорцами дивногорец Виктор – Виктор Васильевич, с ЮБИЛЕЕМ Тебя – Вас! Прими – примите самые душевные, искренние поздравления и пожелания здоровья, интересной жизни в пору наступившего элегантного возраста.
Знай – знайте, что Дивногория помнит Тебя – Вас, гордится Тобой – Вами. Здорово, что в нашей истории были, есть и, надеемся, будут такие жизненные генераторы, как Ты – Вы!Как яркая, неповторимая личность дивногорского, назаровского, ачинского, хакасского, красноярского, московского масштаба.
Ты – Вы начал – начали свое славное восхождение на земле Дивных гор, в кипучей буче гидроновостройки, в трудовых буднях и праздниках комсомольского братсва.
Мы знаем, что Твой – Ваш дивногорский организаторский талант и опыт пригодился по жизни, в том числе и в деятельности Красноярского землячества в Первопрестольной.
Этот наш словесно-портретный букет мы дарим Тебе – Вам вместе с дивногорским сентябрьским солнечным днём, с зеркально спокойным Енисеем – богатырём, с мудрыми, зелено-желто-багровыми, осенними Дивными горами, с нашей красавицей-труженицей ГЭС и нашим Дивным градом, в которых – заметная частица и Твоего – Вашего щедрого сердца! Спасибо Тебе – Вам за это!
Дорогой наш Виктор – Виктор Васильевич, с ЮБИЛЕЕМ Тебя – Вас!!!»
......................................
«Лидер, Товарищ, Друг!
Именно этими словами характеризуется Виктор Васильевич Плисов, почётный гражданин города Дивногорска.
…Сейчас мы ясно понимаем, что стройке повезло с начальником – Бочкиным Андреем Ефимовичем, а молодёжи повезло с лидером Плисовым Виктором Васильевичем. Его не просто любили, многие его боготворили. Во всех делах он первый: на субботниках, в походах, в производственных делах. Для молодёжи: стадион в 1961-62гг., спортзал в 1964-1965 годах, Дворец Культуры «Энергетик» в 1966 – 1967 годах – это его идеи, исполнение.
.....................
А.Гуляев А.Медведь,Ветераны строительства ГЭС и города».
«Огни Енисея», 14 сентября 2005г.
«Навечно в благодарной памяти потомков останутся героические будни строительства Красноярской ГЭС, активным участником которого были и Вы, уважаемый Виктор Васильевич.
От всего сердца поздравляю Вас с днём 70-летия! Желаю крепкого здоровья и благополучия на долгие годы.
А.Назимко, бывший водитель 25-тонника, первым сбросивший на перекрытии Енисея гранитную глыбу с надписью «Покорись, Енисей!» (сент. 2005г., Дивногорск)»
Дороги вели его сами, он жил по правилу «если Родина прикажет», - и это не было «фигурой речи», это был код, смысл его жизни. Зона ответственности все возрастала вместе с должностями, - от той первой, послеинститутской: «Мастер строительного управления Красноярской ГЭС», - до Секретаря Красноярского крайкома партии, губернатора Красноярского края, курировал строительство Майнской, Курейской, Богучанской и др. объектов края и Советского Союза, в период работы заместителем Министра тяжелого машиностроения... Совмещал руководящую работу с делами депутата Верховного Совета СССР. Награжден государственными наградами. И самым «тёплым» - Почётным знаком ВЛКСМ.
И надо было поставить на ноги и решать сложные проблемы троих сыновей, разделивших их дороги.
Не берусь перечислить всех должностей, всех наград и благодарных признаний. Могу только повторить Тамарины слова, - девочки – блокадницы, спасенной в Майкопе: «Могу сказать о себе, что повезло в жизни. Во всём. Встретила необыкновенного человека – Виктора».
Они – дети войны… Тамара и Виктор. Дети Победы.
А мне они – брат и сестра, в радости и беде, и ничто не могло уже изменить наших отношений. Мера его жизни: «Я не могу принять заботу о своей судьбе раньше, чем смогу быть спокоен, что хорошо устроены все мои рабочие…» Это сказано в юности и не раз повторилось в зрелости…
|
