55 лет назад - 12 апреля 1961 г. первый космонавт  СССР и  Земли    Юрий Гагарин    совершил полет в космосе.

Из воспоминаний     В. Осипов, писатель, журналист, Лауреат Шолоховской премии, ранее -Зам. гл.редактора Издательства  ЦК ВЛКСМ "Молодая Гвардия"Ю           

           Юрий ГАГАРИН: КОМСОМОЛЬСКИЙ КОМИССАР

          Далее быть совсем не модному по нынешним временам чтению – как  Юрий Гагарин исполнял свою обязанность члена ЦК комсомола..          Замалчивать? Но разве позволительна цензура в  жизнеописании Гагарина. Тем более, что и в этой своей ипостаси он  проявлял свой гагаринский  характер.

                                                                                   1. Внезапная отставка           

           Выпало мне редко­стное: совместное пребывание с Юрием Алексеевичем Гагариным в Смоленске в роли -  истинно так! -  его дублера на той орбите, которая-то едва ли известна за пределами Смоленска.

          …1966 год, январь. С чего же началось? Началось с того, что мне, тогдашнему главному редактору «Молодой гвардии» в комсомольском звании члена Централь­ной Ревизионной комиссии ВЛКСМ, было поручено стать представите­лем ЦК ВЛКСМ на областной отчетно-перевыборной комсомольской конференции в Смоленске. Приехал за несколько дней до начала. Меня там ждала работник ЦК, очаровательная и деятельная при этом  Людмила Кондрашова. И пошел, пошел по давно накатанной колее привычный для комсомольских работников  ритуал:  помогать устроителям конференции советом-рекомендациям и  к тому же самому подготовиться к выступлению от имени ЦК.

             И тут - вдруг! - мне за три дня до открытия конференции отставка. Гагарин в своей Москве тоже  в этот день не мог предположить, как сломают ему рас­писание на четыре дня.

           Он не собирался в Смоленск. Этого добился первый секретарь обко­ма КПСС. Он исходил из вполне понятных чувств гордости за свою область: ясное, мол, дело, что значимости конференции явно будет недоставать участия знатного уроженца Смоленщины, да еще и избранного земляками депутатом Верховного Совета. Потому и случился его теле­фонный разговор с Москвою, с Сергеем Павловым, первым секретарем ЦК ВЛКСМ, в моем присутствии: «Юрий Гагарин - член ЦК комсомола, дайте ему такое поручение... Как же нам, смолянам, без него... Он не откажется.  Вы бы только не были против...» Потом еще один звонок  и то­же недолгие  переговоры-уговоры с командованием  Звездного городка.

       …Член ЦК ВЛКСМ на трибуне комсомольской конференции. Ему вменено  в обязанность ответственное дело: высказать точку зрения - и прежде всего, понятно, не только свою - на работу всей областной орга­низации. Все те, кто избран на конференцию, многого ждут от него -  со­ветов, подсказки, обобщенного в центре опыта. Они привычно знают, что без критики не обходится... Он должен стать авторитетным каждым своим словом для каждого из делегатов порознь и всех вместе. Он обязан обратиться  в зал так,  чтобы ему поверили, чтобы увлечь и зажечь. Он, как же иначе, просто не может не знать хорошо законов комсомольской ра­боты, ибо не общих, пусть даже и хороших рассуждений и пожеланий ждут  от представителя Москвы.

          Правда, в Смоленске все это примеривалось на меня, в некотором ро­де комсомольского работника, приехал же первый в мире космонавт, по­четный земляк, знатный человек. Каким он станет представителем ЦК?..

           Его  встретили рано утром 21 января за день до открытия  конференции и уже по дороге в гостиницу, еще в машине, мы с Кондрашовой попросили выступить: «Член ЦК комсомола. Это обя­зательно!» Не стал спорить, всего-навсего спросил: «Когда же успею подготовиться?» Мы успокоили его.  Рассказали, что уже успели подготовить для него, как бы го­воря, заготовки речи, то есть первичные тезисы, которые  неминуемо должны бы быть в выступлении представителя ЦК.«Разве трудно будет вам это подработать для себя, - все успокаива­ли космонавта. – Мы же ваши помощники...»

          Весь день ушел у Гагарина на поездки по городу: встречался с рабочей молодежью и студентами, беседовал с активистами в комсомольских комитетах.  За ужином вместе с секретарями обкома комсомола, он попросил обеспечить несколькими последними номерами молодежной газеты  - «Смена» она называлась. Подступая к  воспоминаниям, я  разыскал ее. Хотелось восстановить в памяти, что приметного нес собою январь того далекого 1966 года. Взялся читать - осмелился на такой прием — как бы глазами Гагарина.

            По всей вероятности, ему   стало приятно вновь скользнуть взглядом по сообщениям газеты, хотя  он о них, разумеется, хорошо знал еще в Москве: летят к Венере два советских корабля, готовят к запуску «Луну-9», ей уготовано впервые в истории совершить мягкую посадку на таинственном   ночном светиле.

              Герман Титов - его дублер и друг - избран президентом Общества со­ветско-вьетнамской дружбы. Во Вьетнаме война. Американские десантники применили химичес­кое оружие. Увы, точно старинное русское присловье: «Как не ликовать,а горя не миновать» .

          Это  в газетах было запечатлено и такое - негаданное, непоправимое, страшное -  событие, что лучше бы   ее  подальше от Гагарина, чтобы не напоминать. Всего семь дней минуло, как скончался Сергеи Павлович Королев: 19 января его схоронили. В газете прощальная речь Гагарина. После смерти Гагарина я узнал, что в его дневнике отпечатался траурный  след тому траурному  дню: «Всех нас постигла тяжелая утрата… Я был на ОКБ, когда пришла  эта скорбная весть.Все просто оцепенели.Никто не ожидал   его смерти… Страшный удар. Все ошеломлены. Мы с Лешей Леоновым  поехали к Нине Ивановне. Она очень сильно переживает... Что будет дальше? Никто  пока по-настояшему не представляет... Надо держаться».

         Алексей Леонов много позже рассказал мне о необычно-искреннейшем в те траурные дни душевном порыве  Гагарина: «У Юры  возникла идея похоронить прах Королева на Луне… То есть  не отправлять  на какой-нибудь ракете. А если осуществиться высадка советских  космонавтов, так вырыть могилу. Всё по-человечески…»   

         В Смоленске  догадались поберечь гостя. Не бередили свежие раны никакими вопросами. Он  тоже про переживаемое горе ни слова не проронил.

        Пишу  - листаю старые книги и вдруг натыкаюсь на такой вот факт. Судьбе было угодно воссоединить судьбы двух замечательных людей тогда, когда  гжатскому мальчугану  Юре  Гагарину был ровно годик. В частном письме 1935 года Королёв,   в очень  далеком будущем  Генеральный конструктор,  вывел: «Я лично работаю главным образом  над полетом человека,  о чем 2 марта с. г. делал доклад на первой Всесоюзной конференции по применению ракетных аппаратов для  исследования стратосферы».  

                                     2.  «Что делать, а?!» 

              Почти одиннадцать часов вечера показывали часы. Гагарин заторопил нас заканчивать трапезу и  напомнил об уговоре собраться, чтобы поработать над речью.   Пришли с Людмилой к нему в комнату. Он нетерпелив, возбужден, по всему видно, что его еще не оставили впечатления  от встреч  с родным городом.             Кондрашева, напротив, пытается быть серьезно-строгой. Это, как понимаю, потому,что   на ней самая непосредственная – и немалая – ответственность за работу конференции. Да только нет-нет и прорывается  присущая ей девичья живость, что никак не получается  называть работника ЦК иначе, как просто по имени, без никакого отчества.    Жаль, что  не было  у меня магнитофона. Остались, правда, в блокноте  наспех перед сном  вписанные строки. И если взять на себя  участь реставратора, то вхождение Гагарина  в роль завтрашнего представителя ЦК  - товарища из Москвы -  предстает примерно так:

         -  Юрий Алексеевич, посмотрели бы, что мы тут загото­вили. – Это Кондрашева.

         - Давайте, давайте, эксплуататоры.- Откликнулся  Гагарин.-  Говоришь, все готово? Тогда, смекаю, дел нам на полчаса...

            Читает. Чтобы не мешать, я отошел к окну. Запомнилось, как сноп комнатного света, вырываясь наружу, проби­вал густую заоконную темень ночи и зыбко высвечивал мягко падающие там снежные хлопья. Уютно, покойно, лишь шуршит в руках Гагарина бумага.     Прочитал и, не глядя на нас, встал из-за стола, помолчал немножко, отчего-то улыбнулся:

        -   С этим выступать не буду! Не для меня написано.

        Оно так:его ласка не в колске – где сядешь,там и слезешь.

         До открытия конференции оставалось несколько  часов. Ночных! Кондрашова - с нескрываемым отчаянием:

         -   Что делать, а?!

         Интересно было исподтишка подглядывать за Гагариным, как он повел себя после этого вскрика. Молча еще   раз полистал странички с отвергнутыми тезисами,   похмыкав, поерошив затылок,  что-то все-таки отчеркнул на полях… Потом покопался в бумагах, что принесла Кондрашова из обкома… Попробовал промурлыкать какую-то модную тогда песенку, но осекся, глянув на нас… Вышел из-за стола и резко повел врозь - вразмашку — руками, как в физкультурной зарядке (притомился, что ли?)… Снова за стол: развернул газету - один номер, другой...          

          Полночь подступала. Кондрашова: «Пора бы и за работу...»     Гагарин: «Начали, начали...»         Стал выслушивать наставления Людмилы: все-таки что необходимо включить в речь. Он в ответ:

       - А может, мне, во­енному, надо бы меньше всего говорить о производственных делах? Об этом другие скажут...

         Кондрашева: «Да разве вы не понимаете,что главная задача комсомола – приобщение к ударному труду?!»

      - А я не спорю,- отпарировал Гагарин.-  Только это смотря с какой стороны посмот­реть…

            Снова проговорил, но теперь повелительно: «Мы с Людой будем дикто­вать, ты - писарь и редактор! А когда начерно собьем, снова пройдемся».

                        3.На трибуне: своевольник

         Эта  речь Гагарина, так уж случилось, в  посмертные его книги  не вошла. Лишь в очень окра­щенном виде ее прочитали подписчики областной молодежной газеты. Для того чтобы найти ее, понадобилась помощь Кондрашовой – она ее  вызволила для меня из архивов обкома комсомола.

         И вот Гагарин к концу прений на трибуне.  Уже первые слова, им произнесенные, дали почувствовать, что   не будет во всем придерживаться то­го, что было написано предварительно.  Выходит, что успел еще поработать над своей речью прямо за столом президиума, когда внимал и докладу и выступлениям. Причем сподобил­ся это сделать так, что ничего главного, как поймем чуть дальше, из слу­ха и памяти не выпустил.

           - Важные и интересные вопросы поднимаются сегодня на нашей ком­сомольской конференции...

            Так и сказал:«нашей конференции». Внезапно ли вырвалось, специ­ально ли продумал, но только сразу же этим слил себя с залом, с земляками. Никакой теперь преграды, ничто не отделяло -  ни всесветная слава, ни высокий ранг представителя ЦК ВЛКСМ, ни - это тоже учтем - что годами многих всё-таки постарше.  Продолжил: «Было интересно и полезно услышать от вас общее мне­ние о том, что воспитание молодежи на революционных, боевых и трудо­вых традициях приобретает очень важное значение».

            Когда раздались эти слова - я невольно взглядом к Кондрашовой. Она тоже впереглядку. Получилось: оба поняли, не сговариваясь, что Гагарина  не покидали вчерашний спор – что же главное в деятельности комсомола и в его влиянии на молодежь.  Он настоял на этой слитной формуле и, как уже упомянул, отверг совет начать с разговора о производственных делах. Не захотел раскладывать по полочкам и не стал расчленять по разделам своего выступления эле­менты воспитательной работы, а объединил все составные.

            - Этот вопрос поднимается не случайно. Не потому, что у нас плохая молодежь...

           Подкрепил эту мысль не обзором деятельности всего комсомо­ла, вроде бы обязательным  для  выступления члена ЦК (на этом тоже на­стоял еще ночью: «Это и без меня известно, газеты-то все читают. Чего повторять...»).

          .Кажется, он испытывал прямо-таки наслаждение, что вчера вечером заполучил воз­можность сам    подбирать для своего выступления факты-примеры из жизни своих молодых земляков. Ворох всего пересмотрел, да все в контроверзах, по старинному выражению, в спорах, значит.

            Гагарин: «Это не пойдет. Обыденно».

             Выискиваем несколько новых.

           Снова: «Это тоже не пойдет. Факт хороший, хотя, как бы это пояснить, не для подражания. Не тяни нас на сверхособое! Не надо сенсаций».

            Оно в самом деле так, что члену ЦК лучше всего отметить и поддер­жать наиболее характерное, типическое. Назвал  несколько отличных в области молодых тружеников: доярку, токаря, агронома, железнодорожника. Назвал и школьника. Член ЦК похвалил его первые самостоятельные ша­ги - активные  -  в общественной работе.

           -Именно так растут на родной Смоленщине (слово это он произнёс  распевно) достойные продолжатели лучших традиций самых разных по­колений. От тех, кто устанавливал у нас Советскую власть, защищал Смо­ленск в Великую Отечественную войну, восстановил область после вой­ны, до тех, кто сейчас вот отлично трудится.     

         Чуствуется, что он уже освоился на трибуне  - заметное поначалу волнение прошло, а может, укротил. Голос -  знаменит его певучий тенорок! - спокоен. Говорил - не торопил­ся и внятно разделял слово от слова, фразу от фразы. Успевал отрывать­ся от бумаги и поглядывал то в зал, то в президиум, как будто разведывал: как получается, как воспринимается.

           Свой среди своих... Иначе его и нельзя было воспринимать в те немно­гие минуты. Вроде бы неказисто выглядел  - росту, как известно, неболь­шого, жестами не баловал, значимости на себя не напускал. Однажды  у него спросили: «В какой аудитории им себя чувствуете лучше всех?» Ответил: «Прежде всего в своем коллек­тиве. Очень хорошо среди людей примерно одного возраста, когда чувст­вуется  взаимопонимание.  В молодежном, в комсомольском коллективе...»

            Закончил этот раздел приподнято, торжественно, что, как припоми­нается, в общем-то не было свойственно ему. Знать, выбрал особо доро­гую для себя мысль  и потому сделал ее призывным лозунгом: «Дети до­стойно продолжают традиции дедов и отцов!»

           Как догадаться, о чем думают там, в зале, вслушиваясь в речь Гагарина? И вдруг мне представилось: не начинают ли делегаты подумывать, осмелится ли космонавт,  как-никак почетный гость, на разговор - откровенный -  не только о том, что у них хорошо и успешно.

            Ждать им меж тем оставалось недолго  -  как раз всё и начиналось:

          - .Нам нужно лучше заботиться об условиях жизни и тру­да молодежи… Решение этой проблемы должно стать одним из главных направлений в работе областной комсомольской организации.

         Вероятно, что на этом, благо задача пусть и кратко, но намечена, Га­гарин мог и новую тему начинать, но он продолжил -  есть в области у кого научиться: «Я много слышал о колхозе имени Ленина Починковского района. Отсюда не уезжает молодежь. Здесь высокий заработок, здесь помогают учиться и получать хорошие профессии. Председатель колхоза Сергей Иванович Бизунов не забыл и об отдыхе ребят и девчат. Построили клуб и школу, спортзал, столовую. Создали музей колхозной славы. Возвели памятник героям-колхозникам, павшим за Родину. Сер­гей Иванович по-отцовски сердечно заботится о жизни, работе, учебе, отдыхе каждого молодого колхозника. Недаром и трудятся они хорошо, здорово».

          Примечательно и даже, думаю, занятно, как это вроде бы ненароком, обмолвно вырвалось у него -  «здорово», что не очень-то привычно для официальных речей.

        Чтобы последующее понялось, необходимо предисловие: на утреннем заседании выступила пионервожатая с непривычной темой — как не са­мым лучшим образом сказывается на детворе, и особенно на мальчиш­ках, то, что к работе с ними привлекаются по большей части девушки. «Учителей-мужчин стало меньше», - с огорчением добавила она. Ему, вы­ходит, запомнилось это встревоженное выступление. То-то же зал услышал:

    - Многие забыли или не представляют себе, что значит для ребят, для пионеров военный человек. Он во всем пример для мальчишек. Надо, чтобы военные люди постоянно встречались с ребятами, надо знакомить их с боевой техни­кой... Как же расти мальчишке без мужского влияния, без общения с людьми сильными и мужественными?..

           Дальше одарил зал примером – язвительным,  хлестким: «Но разве это не смешно, когда одну семнадцатилетнюю первокурсницу из пединститута, такую хрупкую девушку, прикрепили к хулиганствующему лоботрясу на год старше ее. Да еще посоветовали ей: ходи с ним в кино, на танцы и во­обще как можно больше будь с ним, влияй на него, мол, денно и нощно. А у нее довольно ревнивый друг, ему тоже хочется ходить с ней в кино и на танцы».

           Невдомек пока делегатам, что речь Гагарина подходила к концу. Она еще ничем этого не обозначала, он по-прежнему говорил деловито, то есть без тех интонаций, что полагались бы для прощания.

         Вполне вероятно, что совсем не затруднило бы его высказать в этой заключительной части совет за советом, задачу за задачей, как пожела­ние ЦК, где для комсомольцев области фронт новых ударных дел. Не поддался, однако, соблазну — знал, что сразу после него на трибуну поднимется  первый  секретарь обкома партии.

         Гагарин закончил другим. Ещё раз помянул свое смоленское происхождение, хотя, как все догадались, высказал это вовсе не для красного словца, а дал и себе, и всем в зале наказ единой ответственно­сти: «И я, ваш земляк, уверен, что с задачами, которые поставлены перед вами, справитесь… И чтобы в ваших сердцах всегда ярко горел комсомольский огонек».   В стенограмме пометка:«Бурные аплодисменты».

                           4.     Ответ  на вопрос  из зала         

         Гагарин было ступил из-за трибуны, но из президиума поспешили передать записки.Он пробежал по ним взглядом: «Тут товарищи рославчане просят рассказать о моих планах по части космических полетов, и по­подробнее».

          Делегатам и в самом деле показалось странным, что о своем родном деле космонавт в речи даже не упомянул. И действительно, он в первый раз ни словом не затронул того, о чем охотно рассказывал всегда и всем уже шесть лет.

         Поразительно любопытна неисправленная стенограмма ответа — хо­рошо же, что она сохранилась со всеми ее паузами, сбивчивой негладкостью выражений, торопливостью. Тоньше и проникновенней, чем иные пространные рассказы, помогает она уловить характер Гагарина:

        - Я ду­маю, что... я не могу задерживать очень долго внимание, потому что ком­сомольская конференция... Я тоже комсомолец - член ЦК комсомола. Поэтому хочу соблюсти комсомольскую дисциплину... Но все-таки ска­жу... И я, и все наши товарищи, которые побывали в космических поле­тах и которые еще не были там, готовятся к предстоящим стартам. И бу­дем летать... будем хорошо летать.

             Последний раз он писал или говорил о своем отношении к космосу, вообще о космических делах в день прощания с Королевым. В горестном выступлении на панихиде угадывалась вера, что тяжкая утрата ничего не остановит. Прямо об этом сказал спустя пять дней в Смоленске.

               В перерыве, когда его, как всегда, окружили, продолжил, заспорив с кем-то: «Вы поговорите с людьми моего возраста. Они вам все точно ска­жут, что значили в нашем детстве Чапаев, Чкалов, Карацупа со своим Индусом, Покрышкин... В каждом дворе играли в игры - то с шашками, то почти как на боевом «ястребке». Даже девчонок брали. Вот как подра­жали героям! Но мы их видели только в кино, а сейчас где нет заслуженных ветеранов... Жалко, что они не всегда ордена и медали носят. Сколь­ко эти старики повидали... Ого, как им есть что рассказать!»

                              5.              Интервью

         30 января «Комсомольская правда» на первой странице напечатала отчет своего смоленского  корреспондента. Необычным  был этот отчет  - беседа с Гага­риным:

        -  Юрий Алексеевич! Вы гость смолян...

         -  Не совсем так. Я сам из Смоленска. На родине я не чувствую себя гостем... Да и  конференции меня втянули в работу.

         -  Понравилась ли вам конференция? Какие качества земляков-ком­сомольцев вас особенно радуют?

        -  Ход конференции, лишенной той парадности, которая еще почему-то порой считается у нас показателем хорошего тона. Обстановка была такая, что хотелось работать. Мне как бы по-свойски сказали: «Давай, Юра, подключайся!» Меня затронул за живое тот серьезный разговор, ко­торый вели ребята не трескуче, не выпаливая заученные речи о процен­тах и надоях... Меня радует удивительно трогательная и глубокая любовь к своему краю, гордость за героическое прошлое и настоящее Смолен­щины. Земляки, с которыми я встречался в эти дни, четко видят цель в жизни, не хлюпают и не брюзжат.

        -  Что наиболее интересно, на ваш взгляд, в деятельности смоленских комсомольцев?

         -  На этот вопрос в двух словах не ответить... Но мне кажется, что са­ма история смоленской земли, история вековой борьбы с врагами Отече­ства определяет стержень всей комсомольской работы - воспитание на традициях отцов и дедов. Смоляне испокон веков были ратоборцами, за­щитниками Руси. Смоленск называют городом-крепостью. По старой Смоленской дороге бежала наполеоновская армия, бежали разбитые под Москвой дивизии Гитлера. Молодые смоляне любят свой край, изучают его историю. Не только, конечно, военную. Но мне, офицеру, особенно по душе внимание комсомольских организаций именно к армии, к исто­рии, связанной с ратными подвигами земляков.

         Он еще рассказал о председателе колхоза Визунове («Что за ду­ша у него! Он по-отцовски заботится буквально о каждом человеке, осо­бенно о молодежи»), о беспокойствах пионервожатой («Я выступал и полностью поддержал эту девушку»), о том, как понравились ему смо­ленские комсомольцы упорством...

           Попутные строчки из  дневника.  Мало кто знает, что по почину первого секретаря  ЦК ВЛКСМ Сергея  Павлова шефство ЦК над отрядом космонавтов сопровождалось даже  схватками на хоккейной площадке. Меня однажды осчастливили приглашением. Больше не напрашивался. Команды были так азартны, что нагрузка превышала мои возможности. Без никакой лести скажу – Гагарин выделялся на поле стремительностью и упрямством, а еще явно тем, что невеликий росточек помогал  ему проявлять виртуозную пронырливость в тесной толчее обороны или – напротив -  попыток взятия ворот.  

                                   5.  Потрясения старушки на розвальнях 

          Закончилась конференция, и хозяева упросили Гагарина остаться еще на один день. Соблазняли: «Вам надо отойти  от напряжения… Рыбалочка-рыбалка… На озере… У лунок…На тихой природе…С мужской ухой…»

      …Уж сколько десятилетий минуло, а помню как шум лесной оглушил, едва отстреляли под нетерпеливыми захлопами автомобильные дверцы и водители выключили моторы.

      Скрыпко всхрустывал на студеном воздухе снег, когда пошли от боль­шака по пробитой санными полозьями дороге к рыбацкой избе, где сра­зу же за забором забрехали собаки. Оторопело порскнула крылышками какая-то птаха - перепугалась гулких на морозе голосов. Окорачивая перестрекотавшихся между собой сорок, дал долгую сердитую дробь неви­димый в заполяночной чащобе дятел. Ветром постукивало твердые веточ­ки на голых деревьях - безлистные осины и березы под фатою белесого неба казались кружевными, и слышались в лесу коклюшки. На лай своих кудлатых сторожей выскочили рыбаки, радостно покрикивая на них, и что-то пока издали невнятное нам.

       Разноголосый настрой  этот начисто выветрил все то,чем жили в городе.

      .Вошли в дом к рыбакам. Они  недовольно ощупали взглядом ши­нель и полковничью папаху главного своего гостя. В их глазах нетрудно было углядеть и упрек и заботу — мол, хоть и важна на вид, да уши не при­крыть, не по нашему морозу. Они пошептались между собой и. как ни отбивался Гагарин, увели, сказали, что переодеться бы ему надо.

        Вышел он, похохатывая от удовольствия. Нарядили его рыбаки как раз к рыбалке - в валенки, в просторный, овчиной вовнутрь, черный по­лушубок и в невзрачную на вид солдатскую шапку. Она всё сползала на брови, была велика.

       Медлить не дали. Хозяева поторапливали - зимний день, известно, короток. По команде заспешили гурьбой из тепла на крыльцо и с рыба­ками, как с поводырями, к недалекому озеру. Однако, догадывался я, уха и без рыбалки уже поспевала. Запашисто - до слюнок - потянуло из каморки-кухни, куда нечаянно дверь приоткрылась.                                         

              Раздумал он рыбалить, причем внезапно. Идем, подрастянувшись це­почкой, вдруг дернул за рукав, подмигнул в расчете, что тайный его заго­вор пойму, всех пропустил, как будто нечаянно приостановившись,  сманил с протоптанной дорожки  в лес, да  так, что никто и  не обернулся.

           У меня сразу  сложился  замысел. Если вдвоем пригласил остаться, доверие оказывая, надо воспользоваться,что никто помехой не будет, и порасспрашивать поподробней про жизнь, про полет, про будущее космонавтики. Ког­да еще такое выпадет в общении с самим Гагариным...

          Не вышло только расспросов. Не захотел он. Мог бы я, ясное дело,и сам догадаться, что не затем Гагарин в лес от всех ушел, чтобы интервью зани­маться.  Всё о пустяках стало крутиться:  то да сё - как красиво вокруг, как тихо, как нечасто вы­падает, чтобы душа беззаботно оттаивала... Сразу бы понять, что в по­следние дни он устал и изнервничался: смерть и похороны Королева, вы­зов в Смоленск, вхождение в должность представителя ЦК, работа над выступлением, само выступление, и ни минуты без людей, всегда и у всех на виду.  Не бесследно всё  это проходит.

       Пишу, и почему-то вообразилось, что, пока брели по лесу, оба должны были бы вспомнить свое деревенское детство. Снегу по колено, а то и по пояс, кустарник не пускает:  артачится, за полы цепляется, сухой иней сверху сыплется, когда ветки дерев отгибаешь, чтобы пропустили  - заще­котала пушистая изморозь.

         От всего суетного отрешает чистый, покойный, но не застылый, а всем живой смоленский зимний лес.

          - Вот бы моих сюда, - проговорил, - Ленку и Галю...

         ...К ухе не опоздали - подъехали на розвальнях. Это мы в лесу встретились с владе­лицей лошадки и саней, когда уж далеко ушли от всех. Гагарина  она  не узнала - шапка на бровях, воротник поднят, одет без городских примет. Попросились подвезти - .   поустали от топкого снега. Хозяйка-старушка ворчливо  отказала -  понять можно: незнакомцы. Но когда космонавт чуть притолкнул пальцем шапку к затылку, и открыл лицо, и улыбнулся, то первое на что она оказалась способной,- это вымолвила, прижав в извинениях ладошки к груди:

        -   Неужто ты… вы…сам Гагарин? !- И зазвала усаживаться, подгребая ему сена, немало смуща­ясь, что-де такая нехорошая промашка вышла.

         Тайная, хотя, кажется, не очень долгая отлучка, конечно, встревожи­ла. В дом к рыбакам никто не зашел, стояли у ворот, собирались в поиск. Мы подъехали.Нашелся фотоаппарат Соскочить с саней не успели... Хорошим, думаю, снимок получился.               

            Потом – на радостях, что космонавт нашелся, раздался еще один фотощелчок при сюжете: гурьбой свалились в сугробище. На руках Гагарина и Кондрашевой симпатичная собачка, рядом и вокруг смоленские хозяева – и партначальство, и ребята из обкома комсомола, и рыбари. Гагарин – он втиснулся в снег л «этажом» выше - зачем-то с меня шапку содрал. Беззаботие!

          Поутру, на вокзале, когда провожали в Москву, он, со всех сторон ок­руженный, кивнул нам с Кондрашовой, подозвал и спросил: «Как вышло выступление? Не подвел?» После конференции прошло два дня, а всё, вы­ходит, беспокоился. Добавлю горькое: Людмилы Кондрашевой тоже уже давно нет. Уходила из жизни, успев попробовать себя  в качестве начинающей детской писательницы. 

      Тут же у вагона он как бы удостоверил наше совместное пребывание в Смоленске. Подарил госзнаковский альбомчик-сувенир  с фотографиями всех комсмонавтов при саморучных автографах,а на переплете вывел: «Валентину Осипову, в память о ХУ комсомольской  конференции - смоленской. С искренним уважением Ю.Гагарин».                  

                                    6.   Сочиненьице младшей дочери          

         Фраза Гагарина о дочурках «Вот бы моих сюда…» запала в память на все мои молодогвардейские годы.

      …Как-то Валентина Ивановна Гагарина  доверила почитать в ЦК ВЛКСМ другу своей осиротелой семьи, Сергею Павлову, небольшое сочиненьице младшей дочери.            

         Оно писалось, когда учительница задала всему классу тему «Расскажи о своем папе». Потом сочинение попало в наше издательство. Ничего особенного не было в нём. У скольких детей могло тоже так быть. Но все-таки привлекательным оказалось оно, да и «сладка беседа чад своих», как подслушал у народа и записал в свой знаменитый сборник пословиц Владимир Иванович Даль. Сочинение напечатали в сборнике детского творчества  «И я, и ты, и мы» - в 1972-м.(я сохранил поздравительное письмо Гагариной со словами благодарности за возможность напечатать слово дочурки). Догадываюсь, что та книга нынче никому не известна. Потому перепечатаю.

           -Я была совсем маленькой. И вдруг я осталась одна, без папы, без ма­мы, с тетей Марусей. Лену взяли с собой к морю, а меня побоялись взять: уж очень там было жарко.

          Я очень скучала. А папа и мама у моря тоже скучали без меня. И ре­шили меня взять к себе. Через день, ночью, папа прилетел домой. Я так и бросилась к нему: «Папа! Папочка!» Я крепко схватила его за руку и не отпускала, хотя папа сказал, что прилетел за мной. И так проспала всю ночь, держась за папину руку.

              Утром я была с мамой и Леной. Рядом было море, солнце и веселый, озорной, любимый мой папа. Весело нам было с ним. Мы плавали до буй­ка. Я плавать не умела, а ездила у папы на спине и держалась за его шею. Мы так шалили, что мама сердилась на нас. А я все равно не отходила от папы. И за это он в шутку звал меня «прилипалой».

----                             

   Полностью  воспоминания о Ю.А.Гагарине можно прочитать в  книге:  В. Осипов «Корифеи моего времени. Свидетельства  очевидца»(   Москва, 2013). Онв удостоена звания «Лучшая книга года».