"Я сделал все, что мог" - Интервью с Суреном АРУТЮНЯНОМ
Высших руководителей страны редко оценивают по достоинству, особенно тех, кому выпало находиться на этом посту в трудные времена. В тяжелейшую для Армении пору развала Советского Союза и “мук рождения” независимости многое в жизни республики зависело от ее первого лица — Сурена Гургеновича Арутюняна . Можно соглашаться или нет с его позицией, его убеждениями, но масштаб этой личности, ее политический опыт нельзя отрицать. Бывший первый секретарь ЦК Компартии Армении, ныне Чрезвычайный и Полномочный Посол Армении в Республике Беларусь согласился дать интервью журналу “АНИВ”.
Расскажите о детстве, о своих родителях.
 Родился я 5 сентября 1939 года в Тбилиси. Отец, Арутюнян Гурген Казарович, тоже уроженец Тбилиси, был специалистом сельского хозяйства. Окончив ВУЗ в Ереване, он вернулся в Грузию и работал по специальности в системе Наркомзема республики.
Дед Казар был плотником. Помню его, как уравновешенного, спокойного, рассудительного человека. В собственном доме, который он имел на улице Трудовая, командовала моя бабка Кумаш, женщина очень экспансивная и властная. Оба они переехали в Тбилиси в конце XIX столетия из Нахичеванской области, где проживали в селе Аза Агулисского района. Кстати, выходцами из этого села были родители нашего выдающегося композитора Арама Хачатуряна, мать которого, как и мою бабку, звали Кумаш. Очень редкое женское имя, которое я больше не встречал.
До сих пор в моей памяти сохранились яркие детские воспоминания о доме в Тбилиси с уютным двором и садом. Особенно запомнилось большое тутовое дерево посредине двора, под которым в летнее знойное время мы отдыхали, трапезничали, спали.
Отца моего в семье выделяли. Любимый сын родителей, получивший высшее образование, он занимал большие должности и, можно сказать, был гордостью семьи и родственников.
Своим отцом и я всегда гордился. Его авторитет для детей был непререкаем. Вниманием и любовью нас он не баловал, телячьих нежностей не проявлял. Но за спиной отца мы себя чувствовали как за каменной стеной.
Мать моя, Мария Васильевна была женщиной удивительно доброй и отзывчивой. Она была родом из интернационального по населению поселка Белый Ключ (ныне Тетри-Цкаро) в 60 км от Тбилиси. В детстве мне рассказывали, что в свое время русский царь направил сюда часть знаменитого Семеновского полка, в составе этого полка служил и мой прадед, который и остался здесь на постоянное жительство.
Дед Василий и бабушка Нина по материнской линии остались в моей памяти как люди удивительной порядочности и чистоты. С ними в Тетри-Цкаро я прожил все годы войны.
Отец мой до войны возглавлял сельхозуправление в Абхазии. На фронт он ушел из Сухуми. Не знаю как такое возможно — мне ведь было всего два года — но я смутно помню его проводы на фронт с вокзала. Темная ночь, толпа провожающих, оглушительный рев паровоза, мой страшный испуг и крик. Отец воевал всю войну, освобождал Будапешт и Бухарест. Закончил войну в чине майора в Австрии.
...Наконец-то пришла долгожданная Победа. Мы отправились в Тбилиси, к отцу, который вернулся с фронта домой. Как сейчас помню, лежит на кушетке интересный мужчина — увидев нас, поднимается, обнимает. Младший брат, всю дорогу твердил, что хочет папу, а теперь повернулся и вышел. Видимо, предполагал, что “папа” — нечто вкусное. А детям в те годы редко перепадало вкусное и сладкое.
В 1945 году мы переехали в Ереван. Первое впечатление — груды огромных камней на улице после сильного наводнения на реке Гетар.
Со школьных лет я увлекался историей, политикой, регулярно читал газеты, в основном статьи по международным вопросам. В доме у нас часто собирались друзья отца, и я с живым интересом прислушивался к их разговорам на политические темы.
В 1961 году отец скончался . Человек он был исключительно ответственный, требовательный к себе и окружающим. Все подчеркивали его честность, принципиальность, простоту в общении с людьми. В свое время он работал зам. министра сельского хозяйства Армянской ССР, близко к сердцу воспринимал все, что связано с работой. Его уважали и любили друзья. После кончины отца они собрали деньги и поставили памятник на его могиле, зная, что у семьи нет на это средств.
Вскоре после похорон отца, я пришел на его могилу, где поклялся быть достойным сыном и высоко держать честь нашей семьи. Думаю, что свою клятву на могиле я сдержал.
Теперь у Вас у самого дети, внуки…
В 1963 году я женился на Нине Саркисовой, с которой мы вместе работали в ЦК комсомола республики. Не могу не сказать о ней несколько слов. Уроженка города Кировабада (ныне Гянджа), Нина родилась в рабочей многодетной армянской семье, получила высшее образование и более 15 лет проработала в Москве в Институте русского языка имени Пушкина. Целеустремленная натура, она всего добивалась благодаря своим способностям и трудолюбию. Вот уже более 40 лет мы живем вместе и я благодарен судьбе, что рядом со мной оказалась такая женщина. Беспредельно преданная семье, замечательная мать, прекрасная бабушка, хорошая хозяйка, она всегда успевала и дома и на работе, вникала в мои дела, во многом мне помогала. Одна из сильных ее сторон — умение и способность шагать в ногу со временем. Я мало знал женщин, столь сведущих в литературе, искусстве, культурной жизни. Много она вложила в своих детей, их становление и образование.
Наш сын Гурген окончил Ереванский госуниверситет и университет Лос-Анджелеса в США. Дочь Наира окончила МГУ, живет со своей семьей в США. Двое ее детей — наши внуки Вардкес и Ниночка — ходят в армянскую школу, прекрасно владеют родным языком. Бывая в Ереване, посещают Матенадаран, Эчмиадзин, Хор Вирап и другие святые для армян места. Очень любят Беларусь, куда ежегодно приезжают на каникулы.
В Республике Беларусь Нина избрана президентом Международного клуба жен послов и дипломатов, который ведет большую работу, в том числе и благотворительную. Без преувеличения могу сказать, что Нина Асатуровна по своей известности в Республике Беларусь не уступает послу…
В свое время Вы стали самым молодым сотрудником союзного ЦК комсомола. Позднее Вы были, пожалуй, единственным из наших соотечественников, выходцев из Армении, кто проработал в ЦК КПСС столь продолжительное время, в течение восьми лет.
После окончания института я начал работать, как специалист сельского хозяйства в селе Мхчян Арташатского района. Затем мне предложили перейти на работу в ЦК комсомола Армении. Помню свою беседу с зав. отделом партийных органов ЦК КП Армении Альбертом Амаяковичем Степаняном. Сейчас, по прошествии многих лет, удивляюсь тому, что крупный руководитель нашел время принять молодого парня, обстоятельно с ним побеседовать и дать согласие на назначение инструктором ЦК комсомола. Кто бы что ни говорил, а умели тогда выращивать кадры, отбирать их, растить. Причем в моем случае без всякой протекции. Кроме матери, брата и сестры у меня не было родственников в Армении.
Политическая работа была моей стихией, именно здесь видел я свое призвание. В этом смысле могу считать себя счастливым человеком, ибо оказался в той сфере, о которой мечтал с юных лет.
Мне не исполнилось еще и 24 лет, когда в 1963 г. меня пригласили в Москву, на работу в ЦК ВЛКСМ. Она стала для меня хорошей школой.
В 1965 г. я возвратился в Армению, на пленуме ЦК комсомола республики был избран вторым секретарем. Еще через два года — первым секретарем ЦК.
В мае 1970 года состоялся ХVI съезд ВЛКСМ, где меня выдвинули на должность секретаря ЦК ВЛКСМ. Моя кандидатура была рассмотрена и рекомендована на Политбюро ЦК КПСС. Перед избранием состоялась интересная беседа с Генеральным секретарем ЦК КПСС Л.И. Брежневым. А вскоре меня уже тепло поздравил А.И. Микоян: “Знай, Сурен , что ты единственный армянин, которого избрали на такую высокую должность в истории комсомола”.
За годы работы в ЦК ВЛКСМ мне пришлось объездить всю нашу огромную страну. При этом всегда охватывала гордость за нашу Родину, за ее просторы, мощь и силу. Из каждой поездки выносил для себя что-то нужное и полезное, набирался ценного опыта.
Благодарен судьбе, что по характеру своей работы часто общался с выдающими советскими полководцами: Г.К. Жуковым, И.С. Коневым, А.М.Василевским, С.М. Буденным, И.Х.Баграмяном, В.И.Чуйковым. Встречи с ними, их воспоминания для меня неоценимый клад.
Через восемь лет, в 1978 году я был переведен на работу консультантом ЦК КПСС. “Знаете, что такое консультант ЦК партии?” — спросил меня во время беседы секретарь ЦК М.В. Зимянин. — Эти люди придают интеллектуальный блеск аппарату Центрального Комитета”.
В 1982 году меня утвердили зав. сектором массово-политической работы, одного из ключевых секторов в ЦК КПСС.
В конце 1985 г. Вы возвратились в Армению и были назначены первым заместителем Председателя Совета Министров Армении. Как решался этот вопрос? Имела ли место инициатива К.С. Демирчяна?
Казалось, после 16 лет пребывания в Москве должны испариться все надежды на возвращение в Армению. Но оптимизма я не терял и в душе верил — быть мне в Армении. Жизнь всегда богаче всяких прогнозов и предположений. Неожиданно меня приглашают на секретариат ЦК КПСС и предлагают пост первого заместителя Председателя Совета Министров Армении. Мне предстояло руководить рядом отраслей народного хозяйства: торговлей, потребкооперацией, внешнеэкономическими связями, производством товаров народного потребления и т.д. То есть заниматься совершенно новыми для меня направлениями.
Инициатива с моим назначением исходила не от К.С. Демирчяна. Ему в директивном порядке было сказано из ЦК КПСС, что на эту должность рекомендуется Арутюнян , причем с одним очень существенным условием. На очередном съезде Компартии Армении, который должен был состояться буквально через несколько дней, я рекомендовался в состав бюро ЦК. От Совета Министров обычно в его составе бывал только глава правительства. Как мне позднее рассказывали, К.С. Демирчян сопротивлялся до последнего по вопросу моего членства в бюро ЦК. Но из Москвы настаивали.
Сразу же после назначения я полностью окунулся в дела, нерешенных проблем было более чем достаточно.
Наступил февраль 1988 г., в Ереване и в Степанакерте начались стихийные митинги по вопросу присоединения Нагорного Карабаха к Армении. Перед лицом этих событий, мы, руководители республики, партийные комитеты оказались безоружными — без позиции, без своей платформы. Во всяком случае ЦК по этому животрепещущему вопросу молчал, не хватало политической воли занять определенную позицию. Считаю, что это было тогда нашей общей ошибкой. Мы собирались часто и обсуждали проблему на бюро. Но вели разговор о сиюминутных шагах, о том, как успокоить народ какими-то половинчатыми обещаниями. Кардинальным же образом проблема не ставилась и не обсуждалась.
В разгар митинговой стихии в республике на Бюро ЦК К.С.Демирчян предложил, чтобы я координировал всю работу с комитетом “Карабах” и осуществлял с ним контакты. Многие были в недоумении. Вопрос острый, политический, есть для этого секретари ЦК, в том числе и секретарь по идеологии. А дело поручают первому зам. председателя правительства. Сам я воспринял это, как проявление доверия Бюро ЦК.
Неправильную позицию в связи с карабахскими событиями изначально заняла Москва. Ошибочным было февральское решение ЦК КПСС, которое все свело к экстремизму и провокациям. Экстремисты есть в любом массовом движении. Были они и в карабахском движении, но не они определяли его характер. Его суть нельзя было подводить под понятие экстремизма. Это было массовое национальное движение, направленное на справедливое решение неотложной проблемы.
Позднее мне не раз говорил Горбачев: “ Сурен , народ уже устал, выдохся, людей просто запугали и затерроризировали”. Я пытался ему разъяснить, что это далеко не так, что это упрощенческий подход к этой проблеме и с таким подходом мы карабахский кризис никогда не урегулируем. Но Михаил Сергеевич тогда считал себя пророком, переубеждать его было очень нелегко.
Вы были избраны первым секретарем ЦК компартии Армении в мае 1988 года, в момент острейшего кризиса вокруг Нагорного Карабаха. Расскажите, пожалуйста, о своем знакомстве с М.С. Горбачевым, который выдвинул Вас на должность первого лица в республике.
Горбачев знал меня плохо, поэтому не совсем точно говорить, что он выдвинул меня на должность первого лица в республике. После восьмилетней работы в ЦК КПСС меня уже хорошо знали в аппарате. За плечами была работа в должности первого заместителя главы республиканского правительства. Состоялась встреча с генсеком, моя кандидатура была поддержана на Политбюро ЦК. До этого уже было прозондировано настроение в Армении. В 1988 г. на встрече с Горбачевым Сильва Капутикян назвала наиболее приемлемой мою кандидатуру. Более того, в Ереван приезжала большая бригада ЦК КПСС во главе с зам. зав. отделом организационно-партийной работы Г.П. Харченко, которая провела встречу со всеми членами и кандидатами в члены ЦК, членами ревизионной комиссии. В ходе этих встреч задавались два вопроса: “Может ли Демирчян продолжить свою работу в качестве первого секретаря ЦК?”, “Кто наиболее приемлем на эту должность?” По итогам многочисленных индивидуальных встреч подавляющее большинство — как мне потом стало известно, свыше 90 процентов — высказались за мою кандидатуру. Так что выбор был не случайным. Он был сделан после тщательного изучения обстановки в Армении и мнения республиканского партийного актива: всего опросили около 500 человек.
Тогда к нам на пленум ЦК приехал А.Н. Яковлев, одновременно в Баку пленум проводил Е.К. Лигачев. Вспоминаю встречу в Москве с Е.К. Лигачевым вскоре после моего избрания первым секретарем ЦК. В ответ на мой обзор обстановки в закавказском регионе он сказал: “Не забывайте Сурен Гургенович , что Вас избрали под аплодисменты, а в Баку избрание Везирова происходило при гробовом молчании. Вы с ним находитесь в разных условиях”.
Поэтому говорить о моем выдвижении со стороны Горбачева неправильно. Я был избран после тщательного изучения возможных кандидатур в республике. И это избрание соответствовало настроениям партийного актива.
Расскажите о начале своей работы во главе республики. Какую обстановку в республике Вы застали?
Начало работы было непростым, Армения в буквальном смысле этого слова бурлила, охваченная забастовками и митинговой стихией. У людей накопилось много претензий к руководству республики.
Главным для меня было нащупать правильную линию поведения, восстановить доверие народа. Требовались энергичные меры, чтобы овладеть положением. Такая возможность появилась буквально через несколько дней после моего избрания в начале июня 1988 года.
С утра мне сообщили, что со всех концов Еревана в сторону Театральной площади движутся потоки людей. Из районов народ приезжал на машинах, автобусах. К 11 часам собралось около 800 тысяч, к середине дня число митингующих превысило 900 тысяч человек. Это был самый крупный митинг за 1988-1989 годы.
Вскоре раздался звонок из Москвы — видимо, по линии КГБ уже пошла информация в Центр. Горбачев тогда находился за границей, его замещал Егор Лигачев. Он поинтересовался моими намерениями. Узнав, что я собираюсь на митинг, Лигачев обеспокоено посоветовал направить туда председателя Совета Министров или председателя Президиума Верховного Совета. Я прекрасно знал, что в такой обстановке уже не раз освистывали официальных лиц. Ответил ему, что на митинге никого слушать не будут, кроме вновь избранного руководителя республики. Напоследок Лигачев сказал: “Смотрите, Сурен Гургенович , насколько оправдан будет Ваш шаг”.
Я счел своим долгом выступить на митинге и рад был возможности напрямую пообщаться с народом. Кстати среди участников митинга были и моя супруга с дочерью, которые узнали о моем предстоящем выступлении. Народ на митинге требовал дать ответ на обращение Нагорного Карабаха к руководству Армении о вхождении в ее состав. Обращение было направлено 28 февраля 1988 года, однако к началу июня ответа все еще не последовало. Руководство республики не могло принять решение, опасаясь с одной стороны реакции Центра, с другой — волнений населения с непредсказуемыми последствиями. Республика напоминала кипящий котел, готовый вот-вот взорваться.
На митинге я рассказал о шагах по решению проблемы Нагорного Карабаха. Пообещал в ближайшие дни собрать Верховный Совет и дать ответ на обращение карабахцев. Подчеркнул, что Верховный Совет существует для народа и решение будет таким, какого требует народ. В заключение я призвал митингующих разойтись по рабочим местам и воспользоваться автобусами, которые должны прибыть к площади.
Митинг закончился мирно. После него мне трудно было пробраться к своей машине — вокруг теснились люди со слезами на глазах. Я еще острее почувствовал, как глубока национальная боль в душах и сердцах моих соотечественников. В свою очередь люди поняли, что руководство республики вместе с народом.
Через несколько дней, 15 июня мы действительно собрали сессию Верховного Совета и дали согласие принять Нагорный Карабах в состав Армении — беспрецедентный случай в истории СССР. Причем, я мог бы не выступать на сессии, чтобы не вызывать на себя огонь со стороны Центра, — сослаться на решение Верховного Совета. Но поступил, как подсказывала моя совесть. Обосновал необходимость принятия такого решения и предложил Верховному Совету обратиться с разъяснительным письмом в Москву, ко всем союзным республикам. Моей целью было довести до советской и мировой общественности сущность проблемы Нагорного Карабаха.
Этот шаг в решающей степени способствовал тому, что в скором времени Москвой был создан Комитет особого управления НКАО — Нагорный Карабах фактически выводился из подчинения Азербайджану и переподчинялся непосредственно Центру. Такого прецедента тоже не было в истории СССР.
После сессии Верховного Совета нашей республики, Горбачев бросил на заседании в Москве такую фразу: “Ничего себе избрали первого секретаря ЦК в Армении. Он преподнесет нам еще не один сюрприз”.
Кстати на этой же сессии Верховного Совета были впервые официально со стороны нашей республики осуждены сумгаитские кровавые события. И это спустя три месяца молчания армянского руководства после погромов.
Расскажите о событиях в аэропорту Звартноц, о своих взаимоотношениях с военными вообще и генералом Макашовым в частности.
В июне 1988 года наш самолет должен был лететь из Москвы, где закончилась XIX партконференция, в Ереван, но вынужден был сесть в Ленинакане. Ленинаканцы трижды перекрывали мне дорогу в Ереван, множество людей специально отправились за город ради встречи со мной. Встречали меня не враждебно, а весьма дружелюбно, желая получить информацию с первых уст. Я рассказал об итогах поездки в Москву, переговорах по Нагорному Карабаху.
В Ереване мне сразу же доложили, что демонстранты блокировали аэропорт Звартноц. Когда не удалось уговорить митингующих, из Москвы последовала команда разблокировать аэропорт, так как он фактически бездействовал. Об этом мне доложили на срочном заседании бюро ЦК. Я тут же позвонил в Москву секретарю ЦК КПСС Лукьянову, который курировал административные органы, выразив недоумение и даже возмущение, что такие команды по республике даются без согласования со мной. Лукьянов объяснил, что я был в дороге из Москвы в Ленинакан и не было возможности со мной связаться. Лукьянов добавил, что аэропорт — союзный объект оборонного значения и смириться со сложившейся обстановкой в Центре не могут. Я поставил условие, чтобы силовые методы не применялись. Сразу же позвонил генералу Макашову и категорически предупредил, что за последствия применения силы он будет отвечать головой. Макашов заверил, что будет действовать с максимально возможной осторожностью. В итоге аэропорт был разблокирован без жертв. Один человек погиб по невыясненным обстоятельствам на дороге Ереван-Эчмиадзин.
Кстати, генерал Макашов был первым заместителем командующего Закавказским военным округом. После обострения обстановки в Армении его назначили комендантом Еревана. Это был человек решительный, довольно крутого нрава. Возможно, военному таким и надо быть. Но после его назначения комендантом, произошел ряд инцидентов с участием военных, которые вызвали недовольство у населения и были восприняты как провокации.
Я вынужден был пригласить генералитет во главе с Макашовым на бюро ЦК КП Армении. Состоялся довольно крутой разговор, в ходе которого я Макашову прямо сказал: “Если подобного рода действия продолжатся, вас в течение 24-х часов выдворят за пределы Армении”. И добавил: “Не забывайте, вы генерал армии, а я генерал партии”. Это на него подействовало отрезвляюще, и к его чести нужно сказать, что он встал по стойке смирно и сказал: “Слушаюсь, товарищ первый секретарь ЦК”.
События в аэропорту “Звартноц” происходили после этого разговора, и Макашов сделал все возможное, чтобы избежать жертв. Правда, спустя месяц по моей просьбе он все же был переведен из Еревана.
 Насколько удавалось руководству республики влиять на политику Центра?
Конечно, влиять на политику Центра нам удавалось. В какой мере не мне судить, я буду в этом вопросе субъективен. В то время, пожалуй, ни один из руководителей союзных республик так часто не встречался с Генеральным секретарем ЦК, с высшим руководством страны как первый секретарь ЦК КП Армении. Это, конечно же, объяснялось острой и неординарной ситуацией в республике.
Приведу только два примера. Важное политическое решение о создании Комитета особого управления НКАО принималось прежде всего под влиянием руководства республики. Столь же важным было постановление о создании Комиссии Политбюро ЦК КПСС по ликвидации последствий землетрясения. Здесь настойчивость проявило и руководство республики, я был убежден, что комиссию должен возглавить человек такого ранга, как председатель Совета Министров СССР Н.И. Рыжков.
Многие важные вопросы приходилось решать самим, без санкции Центра. Например, в мае 1989 года был признан трехцветный флаг Армении, 28 мая отметили как День Первой Республики Армения. В те дни в Москве проходил съезд народных депутатов СССР. Там, в Москве члены бюро ЦК — Восканян, Галоян и другие — обсудили вопрос по моей инициативе. Присутствующих волновало отношение Центра к этому факту, члены бюро не хотели ставить меня под удар. Но я высказался так: “Если мы будем оглядываться и согласовывать, никогда не примем решения”. Позвонив в Ереван, мы поручили оформить решение бюро ЦК и дали соответствующее поручение Президиуму Верховного Совета республики. 28 мая 1989 года в последних известиях по программе “Время” показали ликующий Ереван с трехцветными флагами.
Около 10 вечера Горбачев позвонил мне в гостиницу по правительственному телефону: “Так что, Сурен Гургенович , мы настолько потеряли авторитет в Ваших глазах? Находясь здесь в Москве, Вы не сочли нужным даже посоветоваться с нами при принятии такого важного политического решения?”. Видимо сразу после теленовостей ему дали соответствующую информацию. Я ответил: “Михаил Сергеевич, зная, что Вам будет трудно дать согласие, не хотел вовлекать Вас в это дело. Всю ответственность я беру на себя”. Он раздраженно положил трубку.
Существовала ли опасность беспорядков и жертв во время митингов в Ереване при наличии в городе войск. Как удалось этого избежать?
При проведении несанкционированных многолюдных митингов и демонстраций всегда есть опасность массовых беспорядков и жертв. Нам удалось этого избежать. При всей сложности положения в республике мы контролировали ситуацию.
Приведу один пример. В сентябре 1988 г. в Ереване находились руководители союзных КГБ, МВД, Прокуратуры, Верховного Суда. На заседании бюро ЦК КП Армении с их участием было принято решение освободить Театральную площадь, круглосуточно занятую участниками митинга — даже по ночам здесь оставалось несколько тысяч демонстрантов.
Предусматривалось освободить площадь в 5 утра. Для этого в Ереван были стянуты соответствующие силы МВД СССР. В полночь я пригласил зам. министра МВД СССР, которому было поручено проведение операции, попросил его лично побывать на площади, изучить обстановку и доложить мне. По возвращении он рассказал, что несколько тысяч молодых людей поют грустные песни и уходить с площади не собираются.
Я сказал, что вновь собирать бюро ЦК не намерен — в конечном итоге, за все отвечает первый секретарь. Принятое на бюро решение отменяется, а следовательно отменяется и сама операция. Внимательно посмотрев на меня, замминистра сказал: “ Сурен Гургенович , Вы правильно поступаете”. Так была отменена операция, которая могла иметь далеко идущие последствия, возможно, такие же, как позднее в Тбилиси.
В ходе тяжелых, изнурительных дней и месяцев нам удалось избежать жертв и кровопролития, хотя обстановка в Армении была крайне сложной, кризис продолжался долго, митинговали сотни тысяч человек. Этому способствовал и диалог руководства республики с АОД, другими оппозиционными силами, с целью удержать их от необдуманных шагов и акций.
Не могли бы Вы рассказать, как решался вопрос освобождения лидеров комитета “Карабах” из заключения в Москве?
В мае 1989 года на съезде народных депутатов СССР армянские депутаты попросили меня решить вопрос об освобождении из-под ареста лидеров комитета “Карабах”, будущих членов руководства АОД. “Только Вы, как первый секретарь можете этого добиться”. Я сделал все, от меня зависящее. Отправился к Генеральному прокурору СССР А.Я.Сухареву, с трудом убедил его подписать наше совместное письмо на имя Горбачева. “Да мне на Лобном месте голову отрубят”, — протестовал Генеральный прокурор, но все же поставил свою подпись. Но письмо вопроса еще не решало — требовался личный разговор с Горбачевым. Во время Съезда народных депутатов я трижды ставил перед ним вопрос. Наконец, он сказал: “Смотри, Сурен Гургенович , мы такое решение принимаем. Но не знаю, правильно ли ты поступаешь”.
Не кажется ли Вам, что в Центре были силы заинтересованные в обострении обстановки не только в Закавказье, но и в других регионах, чтобы получить предлог для введения чрезвычайного положения?
Подобные рассуждения беспочвенны и надуманны. В стране и так была сложная ситуация, что доставляло немало забот ее руководству. В союзном руководстве я не знал людей, заинтересованных в обострении обстановки. Такого быть не могло, это противоречит элементарной логике.
 Расскажите о своей деятельности во время ликвидации последствий землетрясения. Какие задачи стали для Вас приоритетными в те трагические дни?
Трудно найти слова, чтобы охарактеризовать масштабы трагедии, разыгравшейся на древней армянской земле в декабре 1988 года. В зоне одного из самых грозных в истории человечества землетрясения оказалось около 40 процентов территории Армении с миллионным населением. В эпицентре землетрясения сила толчков достигла десяти с половиной баллов.
7 декабря 1988 г., сразу после землетрясения, я вместе с заместителем главы Правительства СССР Б.Е. Щербиной вылетел в места стихийного бедствия. Картина разрушений обжигала сердце.
Никогда не забуду ночную дорогу из Ленинакана в сторону Спитака. Навстречу от самого горизонта текла нескончаемая лента огней. Медицинские “рафики”, личные автомашины, пассажирские автобусы, грузовики, врубив аварийные мигалки, на предельной скорости спешили на помощь. Задача эвакуации пострадавших из зоны бедствия была бы практически невыполнимой, если бы не добровольная помощь тысяч и тысяч владельцев личных автомашин.
Вспоминаю ночной Ленинакан 7 декабря 1988 года. В городе пылали костры. В их колеблющемся багровом свете вырисовывались из тьмы фигуры людей — мужчин и женщин, детей и стариков, закутанных в одеяла, стоящих или сидящих на чем попало. У каждого разрушенного дома кольцом стоят люди, на лицах — напряженное ожидание. Горе и надежда сплелись воедино. В этот момент, единственная цель заключалась в том, чтобы найти родного человека, найти живым, а если судьба распорядилась по-другому, похоронить по обычаям предков.
Вспоминаются слова поэта Мандельштама, назвавшего Армению страной “орущих камней”. В те дни горы камней в Спитаке, Ленинакане, Кировакане действительно вопили, молили о спасении, звали на помощь.
К беде привыкнуть нельзя, можно лишь стиснуть зубы, сконцентрировать волю и действовать. Именно так поступали те, кто был причастен к этой драматической и в то же время героической эпопее по спасению людей после стихийного бедствия. Это была жестокая правда жизни после трагедии. В беде проявлялись истинное мужество, самоотверженность, милосердие, бескорыстие. Говорить об этом нужно и сегодня.
С первых часов после стихийного бедствия все наши усилия были сконцентрированы на главном — немедленно начать расчистку руин и спасать людей из-под завалов. Уже в середине дня была собрана вся наличная в республике техника и двинута в сторону пострадавших городов и сел. В тот же день на разборку завалов направились тысячи добровольцев. В первые дни не хватало порядка и организованности. Но, согласитесь, можно и нужно понять людей, которые в течение нескольких секунд потеряли очень многое в жизни. Действовать приходилось, собрав в кулак всю волю и духовные силы, мобилизуя все резервы человеческого характера. Ни у кого из нас не было опыта работы в столь экстремальной ситуации.
Проблемы с каждым часом нарастали, как снежный ком. Нам самим никогда не удалось бы с ними справиться, если бы не помощь народов СССР. С самых первых, самых трудных часов бедствия во всем размахе проявились созидательные возможности нашего единства, сплоченности и братства. Для координации работ в общесоюзном масштабе была создана Комиссия Политбюро ЦК КПСС во главе с Председателем Совета Министров СССР Н.И. Рыжковым. Уже утром 8 декабря Н.И. Рыжков вместе с членами комиссии прибыли в зону бедствия и, засучив рукава, приступили к работе. В считанные дни был сформирован такой механизм управления, который позволил оперативно задействовать огромные людские и материальные ресурсы страны.
В тяжелейший час испытаний на помощь пострадавшей Армении из разных уголков нашей Родины поспешили многочисленные добровольцы-спасатели, врачи, строители, авиаторы, железнодорожники, военнослужащие. Одними из первых прибыли посланцы Белоруссии, уже испытавшей трагедию Чернобыля. В район бедствия были направлены транспортные средства, горючее и продукты питания. Сотни заводов в разных регионах страны начали отгрузку своей продукции в адрес Армении. Сюда же были переданы резервы строительного комплекса страны. Прибыли спасательные и восстановительные отряды, мощная строительная техника, жилые вагончики, палатки, передвижные электростанции.
В это горькое время мы с особой силой ощутили солидарность всего мира, поддержку наших соотечественников за рубежом, их боль и тревогу за родину-мать — Армению.
Всего к 20 декабря прибыло более 1000 самолетов, 31 тысяча железнодорожных вагонов с грузами. Сегодня, спустя годы после землетрясения, хотелось бы вновь выразить искреннюю признательность всем, кто разделил нашу боль, кто непосредственно участвовал в ликвидации последствий стихийного бедствия, направил в адрес республики предметы первой необходимости и денежные средства.
Каждая, даже одна единственная сохраненная жизнь была для нас большой победой. Выживших важно было обеспечить всем необходимым. Детей, женщин, стариков — всего 110 тыс. человек — эвакуировать из зоны бедствия. Вспоминаю трагические лица людей тех дней, они как бы говорили: мы можем окаменеть от боли, от беды, но сломаться не имеем права.
В те роковые дни мы понимали: Армения должна выстоять, это завещано нам предками, это священный долг нашего поколения перед веками нашей истории. Долг перед Месропом Маштоцем, перед Григором Нарекаци, перед развалинами Ани, которые мы, увы, не можем восстановить, перед Аветиком Исаакяном, чья колыбель — Ширак была разрушена, но которую мы обязательно восстановим.
К сожалению, из-за скорого развала Союза нам не удалось реализовать грандиозную программу восстановительных работ. Вскоре вся эта ноша легла на плечи независимой Республики Армения. Рад, что в последние годы в зоне бедствия развернулись энергичные работы.
В марте 1989 года Вы выставили свою кандидатуру в народные депутаты СССР именно в зоне бедствия.
Имея возможность быть гарантированно избранным по партийному списку на пленуме ЦК КПСС, я решил выставить свою кандидатуру по Ленинаканскому избирательному округу, на который пришелся удар стихии. Поступить по-другому я не имел морального права. Для меня важен был вотум доверия народа. Меня поддержало абсолютное большинство, свыше 90 процентов избирателей.
Какие обстоятельства вызвали Вашу отставку?
Уходя в отставку, я вспомнил слова римских консулов: “Я сделал все, что мог. Если можете, сделайте больше”.
Я убедился в тщетности моих усилий разрешить карабахскую проблему при сложившихся обстоятельствах. А раз так, счел бессмысленным цепляться за власть. Политический лидер должен иметь мужество вовремя уходить. Считаю, мой шаг в той конкретной обстановке был обоснованным и верным. Хотя за него я многократно в последующем подвергался критике. Многие считали, что если б я остался руководить республикой, события могли бы развернуться в ином русле.
Никто меня к решению не подталкивал. Действительно, возникла определенная напряженность в моих отношениях с ЦК КПСС, но когда я поставил вопрос о моей отставке, это было полной неожиданностью для Горбачева и ЦК. Мое заявление было рассмотрено на закрытом заседании Политбюро. Вопрос обсуждался в сентябре 1989 года, в течение полутора часов, выступили многие члены Политбюро и секретари ЦК.
Обсуждение было довольно напряженным, в мой адрес звучали и похвала, и критика. Секретарь ЦК Бакланов, например, заявил, что Арутюнян хочет уйти национальным героем. Большинство считало, что мой уход повлечет за собой бесконтрольность в Армении и, в конечном итоге, ее потерю. Я попросил, чтобы высказался и Генеральный секретарь ЦК. Из слов Горбачева я так и не понял: он за или против моего ухода.
Поскольку все члены и кандидаты в члены Политбюро высказались за то, чтобы я продолжал исполнять свои обязанности, я поставил некоторые вопросы по урегулированию ситуации в Армении и в регионе в целом. В ответ прозвучали рекомендации, которые с моей стороны не могли быть приняты. Я прямо сказал: “Не забывайте, что я первый секретарь ЦК Компартии Армении и должен отражать точку зрения коммунистов республики. То, что мне сейчас предлагается, я до сих пор не слышал со стороны своих соотечественников. Проведение такой линии приведет только к одному — я окажусь в изоляции и, в конечном итоге, должен буду уйти со своего поста. Для меня такой вариант действий неприемлем, ибо я не привык поступать наперекор своим убеждениям”.
После этого прения прекратились, и я продолжил свою деятельность до апреля 1990 года.
Однажды Горбачев откровенно сказал мне: “Думаете, я не знаю, что Карабах испортил Вам всю карьеру?” Я ответил ему, что есть вещи важнее личной карьеры — это судьба народа.
Моя отставка была плодом серьезных размышлений. Я задал себе четыре вопроса.
Первый: Принимаю ли я те процессы, которые идут по всему СССР? Ответ для меня в то время однозначный — нет.
Второй: Могу ли я приостановить эти процессы в Армении? Ответ тоже был негативным, ибо я не мог остановить в республике процесс, который охватил весь Союз.
Самыми страшными для меня были следующие два вопроса:
Третий: Хочу ли я войти в историю, как могильщик советской власти в Армении? Категорически нет.
И, наконец, четвертый: Хочу ли я войти историю, как могильщик Компартии Армении? Нет.
Вот, пожалуй, главные побудительные мотивы моей отставки. Я до сих пор о ней не сожалею, считаю, что поступил честно и порядочно, не изменив своим убеждениям.
Что Вы считаете своей главной заслугой за время пребывания на посту руководителя республики? Были ли у Вас просчеты?
Буду говорить не о своих заслугах, а о том, чего нам удалось достигнуть в мою бытность руководителем республики.
Прежде всего, как я уже сказал, в отличие от Грузии и Азербайджана, нам в республике удалось избежать кровопролития.
После страшного и разрушительного землетрясения нам удалось с помощью союзного руководства мобилизовать всю мощь народнохозяйственного комплекса СССР на организацию спасательных работ, очистку городов, жизнеобеспечение населенных пунктов, эвакуацию женщин, стариков и детей из зоны бедствия.
По настоянию руководства республики был создан Комитет особого управления НКАО с подчинением области Центру — это было нашим большим достижением. К сожалению, в последующем, в связи с резким обострением обстановки в Баку, Центр пошел на попятную, и Комитет был ликвидирован решением Верховного Совета СССР, что загнало карабахскую проблему в тупик.
Показательно и то, что я был единственным из первых секретарей ЦК КП Армении в послевоенный период, кто посетил Нагорный Карабах, причем посетил дважды, несмотря на негативное отношение Центра к моим поездкам в Степанакерт в то тревожное время.
День 24 апреля был объявлен Днем памяти жертв геноцида армян, день 28 мая — Днем Первой Республики. Мы признали трехцветный флаг как национальный символ.
В июне 1988 г. впервые Арменией были официально осуждены кровавые погромы в Сумгаите.
Серьезных просчетов в своей деятельности руководителя республики не вижу, но, как говорят, со стороны виднее. Будучи первым секретарем ЦК КП Армении, я активно использовал трибуны съездов народных депутатов СССР, Пленумов ЦК КПСС, заседаний Политбюро ЦК, союзного правительства, со всей принципиальностью иС президентом А.Г. Лукашенко в его резиденции. 2001 г. остротой ставил и отстаивал интересы своего народа. 18 января 1990 года в разгар армянских погромов в Баку я позвонил Горбачеву и поставил вопрос о немедленной встрече с ним членов Бюро ЦК КП Армении для обсуждения ситуации. Он пребывал в некотором смятении, но вынужден был согласиться на встречу, назначив ее на 11.00 следующего дня. Вместе со мной приехали Восканян, Лобов и Галоян, вместе с Горбачевым были Рыжков и Слюньков. Состоялся очень острый разговор в связи с положением в Баку. Руководство страны заверило нас, что будут незамедлительно предприняты решительные шаги для наведения порядка в столице Азербайджана. И действительно, в течение суток в Баку были введены воинские подразделения. На этой же встрече от имени ЦК КП Армении мы передали предложения по урегулированию карабахского конфликта. Ознакомившись с ними, Горбачев неожиданно спросил: “За что же мы Вам платим зарплату?” “Зарплату мне платит Компартия Армении”, — ответил я ему.
В Центре я завоевал звание ярого армянского националиста. Об этом мне в лицо говорили даже мои друзья из высших эшелонов власти в Москве. Ярлыков я сам никогда не навешивал и не приемлю в отношении себя. Я был и остаюсь патриотом Армении и могу со спокойной совестью смотреть в лицо любому своему соотечественнику.
После своей добровольной отставки Вы находились на дипломатической службе трех государств: Советского Союза, Российской Федерации и Республики Армения. Имея за плечами такой дипломатический опыт, как Вы оцениваете сегодняшнюю внешнюю политику Армении?
Сегодня Армения — суверенное, демократическое государство, которое конструктивно взаимодействует со всеми государствами в рамках ООН, СНГ, ОБСЕ, СЕ и других международных и региональных организаций. Внешнеполитический курс Армении носит многовекторный характер, он ориентирован как на страны Запада, так и на страны Востока. Достоинство нашей армянской внешнеполитической доктрины в том, что, имея стратегическое партнерство с Россией, тесно сотрудничая в формате СНГ, Армения активно развивает отношения со странами Евросоюза и НАТО.
У меня нет сомнений в правильности внешнеполитической линии сегодняшнего руководства страны. Весом вклад в его разработку и проведение Президента Республики Армения Р.С.Кочаряна. За годы его президентства Армения усилила свои позиции на международной арене, укрепила репутацию ответственного и предсказуемого члена мирового сообщества. Поистине историческим событием явилось вступление в Совет Европы и Всемирную торговую организацию. В Республике Беларусь, где я имею честь выполнять посольские обязанности, высоко оценивают роль Президента Армении в развитии армяно-белорусского сотрудничества, которое вышло на новый уровень, приобретая характер стратегического партнерства.
Активную и плодотворную работу в сфере внешней политики проводит министр иностранных дел Армении В.М. Осканян. Профессионал своего дела, он глубоко вникает во все аспекты внешней политики страны и достойно отстаивает ее интересы на международной арене.
Какие впечатления у Вас сложились о Республике Беларусь за годы работы послом в этой стране? Как Вы могли бы охарактеризовать армяно-белорусские отношения?
За годы работы послом в Республике Беларусь я своими глазами вижу огромные положительные изменения в стране, избравшей путь созидательно-эволюционного развития. В Беларуси закрепилась политическая стабильность, быстро и устойчиво поднимается национальная экономика, достигается общественное согласие, улучшается жизнь населения.
Беларусь сегодня — цивилизованное, динамично развивающееся государство. Здесь нет межнациональных, межконфессиональных распрей. Беларусь первая среди постсоветских стран превзошла уровень 1990 г. по производству валового внутреннего продукта. По темпам экономического роста страна находится среди лидеров стран Европы и СНГ.
 В становление и развитие независимого белорусского государства неоценимый вклад вносит А.Г.Лукашенко. Энергия и воля этого человека повседневно сказываются на жизни белорусского общества. Он пользуется широкой поддержкой своего народа.
За последние годы наметилась устойчивая тенденция укрепления армяно-белорусских отношений. Регулярными стали встречи глав государств Армении и Беларуси. Установлены тесные контакты по линии внешнеполитических ведомств, а также важнейших отраслевых министерств.
Реализуются программы сотрудничества в экономической, военной и военно-технической, правоохранительной, научной, образовательной и культурных областях. Двусторонний товарооборот за последние шесть лет вырос в шесть с половиной раз. Активизировалось гуманитарное сотрудничество двух стран. В 2005 году с большим успехом прошли Дни культуры Беларуси в Армении. Достигнута договоренность о проведении Дней культуры Армении в Беларуси в 2006 году.
25.06.2006 Статья опубликована в номере №1 (4).
Комментариев:1 Средняя оценка:0/5 |
