- Могу им передать только легенды и предания. В той семье, где я родился, не вели дневников, не составляли генеалогических древ, ничего такого не было. По отцовской линии мои предки с Украины, перебрались в Сибирь по "столыпинскому переселению" в 1908 году. Ехали на подводах, отцу моему тогда было семь месяцев. Осели под Новосибирском, там земли хорошие. У прадеда Дмитрия была большая семья. Одна из причин в том, что по мере рождения мальчиков землю нарезали дополнительно (девочкам ничего не давали), естественно, в семье после приезда родилось много детей - всего десять.

По материнской линии, насколько предание гласит, прадед Феоктист - коренной сибиряк, но принадлежал к "чалдонам" - так здесь звали выходцев из европейской части России (этот прадед был беглым крепостным крестьянином из Курской губернии). То есть моя семья - мать и отец - это союз "чалдонки" с "хохлом". Наверное, поэтому они умудрились родить меня 29 февраля…

.... Родился я в Кузбассе. Родители поначалу жили неплохо, поскольку бабушка по материнской линии имела 14 детей, так что земли, повторяю, было много. Однако семьи отца и матери в годы коллективизации раскулачили, хотя никаких батраков, естественно, не было - просто все добросовестно работали.

........- Всю войну мы провели в маленьком городке Топки под Кемеровом. Жили на самом его краю, который назывался Кукан, потому что отец был репрессирован. Отношение - как к семье врага народа. Все мои сверстники были хулиганами, практически все. Один потом стал убийцей, другого зарезали, некоторые сидели в тюрьме. Но в детстве все мы дружили: в основном играли в войну. В отличие от других меня мама настраивала на учебу, говорила, что надо получить образование. После войны и возвращения отца мы уехали в город Белово Кемеровской области.

Мне очень повезло: у меня были хорошие учителя и в начальной школе, и в средней, прекрасные преподаватели физики, географии и литературы. Класс отличный, друзья замечательные. Кстати, в классе оказалось шесть медалистов. Учиться было интересно, и меня это увлекало. Любимых предметов много, все хорошо по литературе, но географию я любил настолько, что стал председателем краеведческого общества нашего города Белово. Это, так сказать, первая моя начальственная должность. Мы путешествовали, обследовали Сибирь, лазили по Горной Шории, Салаиру, бывали на Телецком озере и т.д. В 1952 году меня наградили путевкой в Москву за лучшую краеведческую работу. Так что во мне "сражались" география, литература и физика. В конце концов победила физика. И тогда мне пришлось выбирать, где учиться. Я пришел на почту посылать документы в институт, но заявление, куда именно я поступаю, написано не было. "Борьба" шла между Ленинградом, тамошним Электротехническим институтом (который, кстати, закончил Алферов), и Томском. Победил Томск, у отца там жили брат и сестра. И на почте я написал заявление в Томский политехнический институт.

…

СТАНОВЛЕНИЕ

Бич человека - это воображаемое знание.
М. Монтень

- Ученые всегда говорят приблизительно одно: "Мне повезло на учителей". Но может ли быть иначе в настоящей науке? Профессора всегда стараются заприметить талантливых студентов.

- Пожалуй. Томск - совершенно уникальный город. Есть такое понятие - провинция, но к городам, подобным Томску, оно, на мой взгляд, неприменимо. В 1883 году в Томске был создан университет, первый университет, на восток от Казани, и туда направили многих выдающихся ученых. Причем доцент сразу же получал профессорское звание, дом с прислугой и даже пролетку и персонального кучера, чтобы профессору подъезжать прямо ко входу в университет.

- Фантастика!

- Более того: каждые три года профессор имел право совершить трехмесячное путешествие по западным лабораториям, побывать в крупных научных центрах Европы. Естественно, в Томск потянулись талантливые люди. Чуть позже там появился Технологический институт (впоследствии - Политехнический). Инициатива его создания исходила от Д. И. Менделеева и была поддержана С. Ю. Витте. Так что "провинциальный" Томск стал интеллектуальным центром, где всегда было много высокообразованных людей.

Однажды мы с моим учителем, профессором А. А. Воробьевым, приехали в Новосибирск, в Академгородок. Тамошние академики восторженно рассказывали, как они открывали Сибирь. Воробьев слушал внимательно, но чуть-чуть улыбался с хитринкой. А когда мы вышли, сказал: "Они еще пешком под стол ходили, а в Томске уже работали выдающиеся профессора". Кстати, Томск щедро "делился" своими специалистами: отсюда "отпочковались" десятка три научных институтов - они появились во многих городах Сибири, в том числе в Красноярске, Кемерове, Омске, Новосибирске и т.д. Уезжали и отдельные кафедры, и факультеты. Тем не менее специалистов всегда хватало. Томский Академгородок был полностью создан из местных кадров, потом многие уехали в Новосибирск, в Москву. Немало томичей стали членами Академии.

-Значит, нужно, чтобы 10-20 талантливых людей собрались вместе?

- Не только. Нужны цели и задачи. Сибирь бурно развивалась, и это определяло многое. Особое значение имело строительство железной дороги. И очень многие ученые занимались ею. Ректор Политеха профессор Николай Иванович Карташев был одним из идеологов этой дороги. Ну и, конечно, свою роль сыграла война, ведь сюда, в этот край были эвакуированы промышленные предприятия, приехали специалисты. В общем, в разное время в Сибири собралось немало талантливых людей. Была очень хорошая творческая атмосфера. Огромное значение в развитии Сибири имело создание Сибирского отделения АН СССР. И как в связи с этим не помянуть еще раз самым добрым словом академика Михаила Алексеевича Лаврентьева.

- Теперь мне становится понятным, почему в начале 90-х годов, когда началась трагедия советской науки, академик Месяц выступил с инициативой принимать ученых, уезжающих из Средней Азии и Казахстана, в научные центры Урала и Сибири, предоставлять им работу, жилье, все необходимое.

- К сожалению, в полной мере реализовать эту идею все-таки не удалось. Многие мои коллеги по институту в свое время уезжали по распределению в разные республики Советского Союза - в частности, в Таджикистан, Казахстан, Узбекистан и т.д. После распада СССР на них начались гонения, их "выдавливали" из исследовательских институтов, из вузов. К примеру, ни одного русского среди деканов и заведующих кафедрами в тех областях Казахстана, что прилегали к Уралу, не осталось. Поэтому удалось обеспечить прекрасными кадрами тот же университет в Оренбурге: там стало 40 профессоров. Они приехали из Кустаная, Петропавловска, Семипалатинска и других городов. Жаль, что не везде нам пошли навстречу, а ведь в те годы это была реальная возможность как-то противостоять "утечке мозгов" из России. Я помнил всегда, что русские ученые, которые жили и работали в республиках Союза, принадлежали к научным школам России. Аспиранты и кандидаты наук, как правило, были подготовлены крупными учеными Москвы, Ленинграда, Томска, Новосибирска. Они уехали, чтобы поднимать науку в республиках, и в изменившихся обстоятельствах нужно было проявить к ним внимание, вернуть их в Россию. Я считаю, что такую политику необходимо вести и сейчас. Убежден, что нужны привилегии для русских, живущих за пределами страны, которые хотят поступать в наши вузы. Я давал бы для них квоты. Пусть талантливые ребята приезжают в Томск, Новосибирск, Хабаровск, Владивосток. Это было бы очень правильно.

- Я знаю нескольких крупных ученых, которые благодарны академику Месяцу за то, что он помог вернуться им на историческую родину. Они как бы заново начали жить.

- "Русские пришельцы" из Киргизии помогли создать научный центр в Архангельске. Туда приехала группа замечательных ученых во главе с профессором Ф. Н. Юдахиным, крупным геофизиком, которого потом избрали членом-корреспондентом РАН. Но, повторяю, в полной мере реализовать эту идею не удалось: поддержка была только в некоторых регионах, а в большинстве - власть не видела необходимости приема русских ученых из ближнего зарубежья. Близорукая политика!

ВОСХОЖДЕНИЕ

Разум - это зажигательное стекло, которое, воспламеняя, само остается холодным.
Р. Декарт

- Мне было 26 лет, и я написал книгу "Техника формирования высоковольтных наносекундных импульсов". Это была первая в мире книжка по данной проблеме. Она вышла в Атомиздате в 1963 году.

............

- Мне кажется, мы все-таки упустили момент "старта" и сразу перешли к "полету"? "Выведение на орбиту" не всегда проходит гладко, не правда ли?

- Я защитил кандидатскую диссертацию осенью 1961 года, сразу после аспирантуры. Меня быстро утвердили, и уже вскоре я стал старшим научным сотрудником. Возглавил сектор в Институте ядерной физики в Томске. Потом к нему присоединили еще один сектор - возникла лаборатория. Наш директор считал, что данное направление надо развивать. Очень быстро вокруг меня "закрутились" молодые люди, в основном выпускники томских вузов. Мне очень нужны были вакуумщики. Я сразу начал их подбирать среди своих друзей. Прекрасные были вокруг люди! Сережа Бугаев (к сожалению, ныне покойный) стал академиком. Чуть позже был избран академиком выдающийся электрофизик Боря Ковальчук. А потом уже следующее поколение - Сережа Коровин, академик, нынешний директор Института сильноточной электроники. Многих можно назвать.

Дело в том, что в Томске не надо было заниматься поиском людей. Ни о какой интеграции науки и образования даже речи не шло - это была реальность. Я преподавал в разное время в трех вузах, читал лекции. Стал основателем кафедры физики плазмы в университете, в Политехе и в Институте радиоэлектроники читал лекции по электронике и теоретической электротехнике. А потому никаких проблем с кадрами у меня не было: просто отбирал лучших. У нас, к счастью, очень много талантливых ребят! К примеру, из числа выпускников кафедры физики плазмы в университете сейчас десяток докторов и кандидатов наук. И процесс не прекращается.

........

- А как появился Институт сильноточной электроники? Вернемся к этому, пожалуйста.

- Все не так просто. Когда мы уже открыли взрывную электронную эмиссию и стали делать первые ускорители, академик Г. И. Будкер, директор Института ядерной физики в Новосибирске, предложил нашему секретарю обкома Е. К. Лигачеву, который очень хорошо относился к науке, создать филиал института в Томске. Будкер приехал к нам. Вместе с Лигачевым они подобрали помещение для филиала - в одном из корпусов подшипникового завода. Однако ничего из этого не получилось. Возникли какие-то проблемы у Г. И. Будкера с М. А. Лаврентьевым. Герш Ицкович был человек широкий, размах колоссальнейший - выдающийся человек! Михаил Александрович сдерживал своего коллегу по Новосибирску, а потому филиал в Томске не появился. И тогда Е. К. Лигачев пригласил меня и сказал, что есть идея создать Институт оптики атмосферы, куда будет переведена и моя лаборатория. А через пару лет, подчеркнул Егор Кузьмич, будет создан и "твой" институт. Так я стал заместителем директора нового института, где у меня был уже отдел из трех лабораторий. Одна из лабораторий начала заниматься лазерными делами. Мы видели, что открываются большие возможности в этой области. Однако в институте считали, что мы просто должны быть некоей мастерской по созданию лазеров, чтобы просвечивать атмосферу. Но я прекрасно понимал, что появилась новая физика, и нас в прокрустово ложе уложить невозможно. Очень многие крупные ученые поддержали меня, и вскоре они убедили Е. К. Лигачева, что нужно создавать институт. Решающее слово было за президентом АН СССР Анатолием Петровичем Александровым. Он приехал к нам в Томск, все посмотрел. У нас было уже шесть молодых докторов наук - каждому не исполнилось еще и 35 лет. Да и установки для зондирования атмосферы из космоса, сварочные электронные пушки, лазеры с накачкой электронным пучком и многое другое - все это произвело на него большое впечатление. Он сказал: "Я тебя поддержу!" Так и случилось.

- И тогда же избрали в Академию?

- Через год после создания института мы получили Государственную премию за открытие взрывной электронной эмиссии, а еще через год меня избрали членом-корреспондентом. В 1984 году я стал академиком.

- Итак, ты уже академик, директор института. Что еще надо?!

- И за границей хорошо знают о наших работах. Три-четыре раза в год езжу на международ ные конференции, приглашают выступить, прочитать лекции, хорошо за них платят.

- "Первый парень на деревне!"

- Я уже говорил, что Томск - не деревня. За историю Томска я был третьим академиком. Казалось, все в моей жизни определено на много лет вперед. Но тут случилось неожиданное…

ГОРИЗОНТЫ

Только тот, кто мыслит,
свободен и самостоятелен.
Л. Фейербах

- Мне предложили возглавить Уральский научный центр. Почему выбор пал на меня, могу только предполагать… Мне было 50 лет. К тому времени все уже видели, что я создал прекрасный институт. В коллективе получили несколько престижных премий - и Государственную, и премию Ленинского комсомола, и международные. В общем, институт был на виду. В то время Уральский центр возглавлял Сергей Васильевич Вонсовский. Он работал уже более 20 лет, когда-то на Урал его прислал А. Ф. Иоффе. Сергей Васильевич - выдающийся ученый, очень много сделал для нашей науки. Однако ему уже исполнилось 75 лет. В 1983 году было принято постановление ЦК КПСС по развитию Уральского центра. Прошло два года, приехала комиссия, чтобы подвести итоги. К сожалению, существен ных изменений не произошло. Поняли, что нужно менять руководство. Посмотрели несколько кандидатов. По ряду параметров я выигрывал. Не только молодой, но и достаточно независимый, никогда не давал в обиду своих людей. Был у меня весьма необычный для тех времен случай. Шло заседание партийного комитета, и один из членов парткома позволил оскорбительные выражения в адрес нашего института. Это было несправедливо и повторялось уже многократно. Я встал и ушел. А потом обратился к первому секретарю обкома с просьбой закрыть партком в Томском филиале СО АН СССР, так как он мешает заниматься наукой. В общем, партком конечно же оставили, но с тех пор в науку он не вмешивался. Я понимал, что за нее надо бороться - нельзя чиновникам позволять топтать науку и ученых!

- Есть удовлетворение от сделанного на Урале?

- Безусловно. Когда я приехал, там было всего 12 институтов. Когда уезжал - более 40, семь научных центров. На Урале была некоторая "однобокость" по науке: химия, металлургия, геология. Гуманитарных наук почти не было. Безусловно, на Урале работали выдающиеся ученые, специалисты экстра-класса. Но они сами все пробивали. О них мало кто заботился. А для того чтобы науку развивать, о людях надо заботиться. Необходимо, чтобы они не на вторых ролях в нашей и мировой науке находились, а на той позиции, которая соответствует их интеллекту и достижениям. Естественно, удовлетворение у меня есть, потому что наука Урала стала занимать достойное место в нашем обществе. Все институты, в том числе вновь созданные, имеют собственные площади, ни у кого ничего не арендуют - в нынешних условиях это очень важно. Нет и проблем с кадрами. В Екатеринбурге - прекрасный университет и Политехнический институт. Связь между ними и Академией теснейшая.

.....

ПОИСК

Честь - это бриллиант на руке у добродетели.
Вольтер

-- И как это началось?

- Меня избирают на очередной срок председателем Уральского отделения. И вдруг Юрий Сергеевич Осипов, наш президент, говорит, что он собирается выдвигать меня на первого вице-президента. Я ответил ему, что не могу согласиться, так как меня только что избрали на Урале и никто не поймет и не одобрит, если уеду в Москву. Отказался категорически: не уеду с Урала! Но президент РАН настойчив. Проходит полтора года, и он вновь говорит о переезде в Москву, убеждает, что мой опыт и авторитет помогут в борьбе за сохранение Академии. И в конце концов я согласился, тем более, что никаких перевыборов не нужно было делать, так как я уже был вице-президентом. Да и преемника на Урале уже подобрал. На Урале я оставался директором института, ездил туда регулярно, там у меня была своя лаборатория. Однако летом 2004 года меня избрали директором ФИАНа, и институт в Екатеринбурге пришлось оставить, как раньше и институт в Томске.

- Конечно, создание таких уникальных научных учреждений, как Институт сильноточной электроники в Томске и Институт электрофизики в Екатеринбурге, было бы честью и большим достижением для любого ученого, но возглавить Физический институт Академии наук - особая строка в биографии!

- Против этого трудно что-либо возразить. Я прекрасно понимаю роль и значение ФИАНа в истории нашей науки и страны, да и у его директора положение действительно особое. В своей "тронной речи" перед коллективом я говорил, что существует два типа научных институтов: "монархические" и "демократические". К первому типу относятся те институты, которые я создавал раньше. В частности, в Томске перед коллективом стояла вполне конкретная задача, и каждая лаборатория решала частичку ее. В нашей стране мы отвечали за это направление, на это получали деньги, заключали хоздоговора. У нас была куча оборонных задач, и отступать от их решения было нельзя. Если ты не согласен, пожалуйста, иди в другой институт, а у нас есть обязательства перед страной, и никто другой заменить нас не может. Никто, кстати, не уходил от меня, потому что люди быстро росли, становились кандидатами, докторами наук. В Екатеринбурге было "повольготнее", тематика работ пошире, но тем не менее направление исследований было общее, дорога в будущее одна, хотя и пошире, чем прежде.

- К политике нам еще предстоит обратиться, а пока, пожалуйста, о втором типе институтов - "демократическом"?

- ФИАН - это абсолютно демократический институт. Здесь много научных направлений, здесь много выдающихся людей. И все это нельзя выстраивать в одну цепочку. Задача сейчас состоит не в том, чтобы указывать тому или иному ученому, как и что делать, а в том, чтобы помочь ему. Проблемы перед наукой очень большие, а денег мало, приток молодых недостаточен. Исправлением именно этого и должен заниматься в первую очередь директор.

-А как же собственные интересы в науке? Я знаю, что без такой работы Месяц просто не может?

- Это так. Я создал свое подразделение - отдел физической электроники. Пригласил нескольких человек из Сибири и с Урала. Мы заключили тройственное соглашение: ФИАН, Институт сильноточной электроники в Томске, Институт электрофизики в Екатеринбурге. Будем работать совместно, чтобы развернуть те работы по мощной наносекундной технике, которые я вел на Урале. Если начинать все заново здесь, то надо покупать довольно дорогое оборудование. Зачем же это делать, если оно уже есть на Урале?! Значит, будем использовать его там…

В общем, наступил новый этап жизни. Сейчас совместно создаем самый мощный в России фемтосекундный лазер, который нужен многим лабораториям ФИАНа.

- Главное для тебя сейчас, безусловно, ФИАН?

- Необходимо обновить институт, использовать все, что есть, для прорывов в разных областях. К примеру, у нас стоят синхротроны. Среди них есть самый первый, что появился в Советском Союзе. Его построил еще академик В. И. Векслер. Понятно, что никакой науки он уже не дает. И что же: демонтировать его?! Однако если вложить немного денег, то эта машина будет работать на биологию. Или тот же синхротрон в лаборатории П. А. Черенкова в Троицке. Он устарел, для работ по физике высоких энергий уже не подходит, но его можно превратить в источник синхротронного излучения. Мы подумали и о том, что если объединить наши томские работы с фиановскими, то можно, к примеру, создать новый лазер. Есть для него и помещения, и система защиты, и оборудование. Через пару-тройку лет мы получим мощнейший инструмент, который позволит вести исследования и по физике твердого тела, и по физике плазмы, и в других областях современной физики.

- А работать на нем кто будет? В Москве молодые уже не очень-то жалуют физику?

- Это острейшая проблема, так как наука, хотя и остается престижной, не может обеспечивать молодых. Высокие помыслы и идеалы разбиваются о быт в прямом смысле этого слова. И зарплаты маленькие, и условия жизни плохие. Такое положение надо менять. В Москве это сделать нелегко, а вот в Троицке вполне реально. Мы встречались с мэром. Он поддерживает нас. Есть кусок земли. Мы привлекаем инвесторов. Они строят коммерческое жилье, а нам строят гостиницу и дом для проживания ученых. Конечно, это лишь частичное решение проблемы… Ну а для привлечения молодых мы идем на весьма оригинальный, как мне кажется, шаг. Предполагаем перевести на территорию ФИАНа Высшую школу физики. Это школа работает при Московском инженерно-физическом институте. Ее возглавляет академик О. Н. Крохин. Если в ФИАНе появится учебный научный центр, то, думаю, проблема молодых будет решена. Сейчас много говорится о соединении образования и науки, но почему-то у нас прежде всего пытаются внедрить западные системы. Не уверен, что это правильный путь. Надо находить и развивать свои пути. Один из них - создание учебного научного центра в ФИАНе.

В общем, пытаемся решать очень сложные проблемы, а их, к сожалению, немало. Но задача благородная, потому что ФИАН - это величайший институт России. Его история начинается с физического кабинета Кунсткамеры. Из 11 нобелевских лауреатов -физиков семеро - выходцы из ФИАНа. Чтобы перечислить все открытия, сделанные его учеными, журнальной страницы не хватит. Это история нашей науки, история страны.

-.....- Как известно, у академика Месяца множество самых престижных премий, однако некоторые из них ему особенно дороги…

- Это какие именно?

- Например, премия Ленинского комсомола. Потому что тогда еще не было академика Месяца, и это была самая первая премия. Так?

- Безусловно. Человеку нужен кругозор: встречаешься с людьми, беседуешь с ними, общаешься. Советы молодых ученых появились в 1967 году. Тогда же была утверждена премия Ленинского комсомола. Была выдвинута и моя работа. Я не знал, как это происходит. Однажды приехал в Томск Сергей Петрович Капица. Походил по нашей лаборатории, посмотрел, потом выступил по телевидению. И там говорит, что ему понравились работы Месяца и они выдвинуты на премию Ленинского комсомола. Я удивился: откуда он это знает? Оказывается, он был экспертом, потому и приехал в Томск. А председателем комиссии был Николай Геннадиевич Басов - он хорошо знал наши работы. Безусловно, это сыграло роль в том, что мы премию получили. Тогда мы с тобой впервые в гостинице "Юность" встретились, и в "Комсомолке" появилась первая статья обо мне.

- Название я удачное придумал: "Восхождение Месяца", но в последний момент его поменяли на другое… Жаль!

- В моей судьбе эта премия сыграла важную роль. Томск - город небольшой, а потому все считали, что премию дали всем жителям. Кстати, я часто вспоминаю нашу встречу в "Юности" вовсе не потому, что была написана статья, а по одной детали, которую я запомнил.

- Какой?

- О сыне. Ты написал, что мы разговариваем, а по полу ползает сын. Мы с ним как раз ехали в Крым, в Севастополь, где я читал лекции на одном из симпозиумов… Премия сыграла свою роль и в том, что я вскоре был избран председателем Совета молодых ученых. А потом перед развалом Советского Союза я был председателем комиссии по премиям Ленинского комсомола, потому и могу оценить, насколько она была важна для молодых ученых и для нашей науки в целом. Многие люди из глубинки - из Сибири и с Дальнего Востока, с Урала и Севера, например, будущие академики Анатолий Деревянко, Николай Юшкин, Альберт Галеев, Борис Ковальчук, Сергей Бугаев, Владимир Скулачев и многие другие - были отмечены этой премией. Не всем нравилось, когда я говорил, что надо использовать механизм ЦК ВЛКСМ для поддержки молодых ученых, для того, чтобы они быстрее находили дорогу в жизни, встречались с выдающимися людьми страны, имели возможность выехать за границу. Руководство комсомола несколько по-другому воспринимало происходящее - оно хотело использовать молодых талантливых людей для собственного имиджа, для престижа организации. Но я считаю, что комсомол все-таки очень много сделал для развития советской науки.

- Именно премия Ленинского комсомола подтолкнула к идее возродить Демидовские премии?

- В 1991 году комиссия присуждает мне и академику А. В. Гапонову-Грехову Ленинскую премию. И вдруг новое правительство объявляет, что эти премии ликвидируются. Прекращают существование и Государственные премии, и премии Ленинского комсомола. Все было закрыто. Зарплаты грошовые, да и их вовремя не выдают, никаких поощрений. И вот тогда возникла идея возродить Демидовские премии. На мой взгляд, эта премия играет существенную роль в истории нашей науки.

- Почему именно Демидовский фонд и Демидовская премия?

- Те самые Демидовы - удивительные люди. Из Тулы по указу Петра переехали на Урал, создали там первые заводы. В ХIХ веке их потомки присуждали премии ученым. Было условие: Демидовские премии присуждаются Российской академией наук за высшие достижения в науке. То есть премия была своеобразным зеркалом высших достижений конкретного ученого в России. И мы стараемся возродить это движение.

- "Нобелевская премия Урала"?

- Слово "Урал" я заменил бы на "Россия". За счет денег Урала премии присуждаются всем ученым России. У нас есть шесть комиссий по различным направлениям, во главе их стоят выдающиеся ученые… А процесс присуждения подобен присуждению Нобелевской, то есть человек не борется за премию, просто утром просыпается и узнает, что она присуждена ему…

- Несколько слов о лауреатах.

- Это выдающиеся люди в разных областях науки. У нас ведется тщательный отбор, каждая кандидатура обсуждается.

- Конкурируете-таки с Нобелевской премией?

- Нет, конечно. Там всемирный отбор. На Нобелевскую премию выставляются сотни ученых, а получают ее единицы. Наша премия не такого масштаба, как Нобелевская, но получают ее ученые уровня нобелевских лауреатов. Это цвет нашей науки. Как правило, это ее фанатики - люди, живущие только ради науки и для нее.

ИСПЫТАНИЕ

Не покидайте никогда дороги долга и чести - это единственное, в чем мы черпаем счастье.
Ж. Бюффон

- Есть очень болезненная тема, и я не могу ее не коснуться, потому что разговариваю именно с Месяцем. Уже давно этот человек для всего нашего общества стал лидером борьбы за спасение науки от произвола властей. Может быть, последние слова звучат резко, но так я воспринимаю происходящее. А может быть, не имеет смысла бороться с властью, а просто подчиниться ей? Ведь так считают многие ваши коллеги. Разве не так?

- Тема очень важная. В советское время крупные научные проекты нельзя было реализовать без поддержки власти. Об этом я могу судить и по работе на Урале, и по созданию института в Томске. Чем-то я вынужден был поступаться при попытках решить ту или иную проблему, но крупных разногласий с властью не было, я не вступал с ней в конфликт. Когда приехал на Урал, то власти тоже меня поддержали. У меня сложились и в Москве нормальные, деловые отношения с руководителями областей. Но тем не менее я считаю, что взаимоотношения власти и науки все же имеют некий предел, который нельзя перешагивать. Если ты занимаешься фундаментальной работой, а тебе говорят, что следует вести только прикладные исследования, то тут компромисса быть не может. К сожалению, как было написано в одной из газет, среди министров есть "переускорители на кастрюле"…

- Образно сказано, но не очень понятно.

- Люди ничего не понимают в науке, но стараются командовать учеными… Приходится убеждать власть в полезности (!) науки. Но год от года это делать становится все труднее.

.......

И ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Я в жизни льстил, надеясь на успех,
и презирал певцов другого стана,
уверенных, что счастье есть орех,
расколотый под молотом титана;
был восхищен проблемами в судьбе,
стряхнув с нее налет волшебной пыли.
Не знаю, почему пришел к тебе,
Но я хочу, чтобы меня любили.
Вадим Месяц

Категория: Анкета "Не расстанусь с комсомолом" | Просмотров: 1405 | Добавил: komsomol-100 | Рейтинг: 0.0/0 |

Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]