Координатор международной экспертной группы ИА REX Сергей Сибиряков провёл в социальной сети Гайдпарк опрос «В какой стране лучше жилось детям: в СССР или РФ?».
Результаты опроса «В какой стране лучше жилось детям: в СССР или РФ?»
Вариант ответа
|
Число участников опроса, давших положительный ответ
|
% участников опроса
|
В РФ
|
316
|
8%
|
В СССР
|
3314
|
79%
|
Трудно ответить
|
260
|
6%
|
Свой вариант ответа
|
280
|
7%
|
Приводим самые интересные комментарии к опросу:
Ольга Иванова:
Я советский ребенок. В школе было равенство прав, кичиться родителями
или достатком было позорно. Всё было бесплатно, от питания
до учебников. Продлёнка кому необходимо. Летом дневной лагерь для тех
детей, у кого нет возможности уехать. Мне довелось бесплатно ездить
на море (за хорошую учёбу). Чтобы поступить в институт, надо было только
подготовиться по программе самостоятельно. Мы это делали. После
института гарантированное трудоустройство. Молодым специалистам льготы,
жильё. Да, забыла, для вечерников и заочников оплачивались учебные
отпуска. Что-то забыла?
Александр Мельников:
Тема о «борьбе с детским трудом». Вы забыли о трудовых лагерях,
которые при щадящем труде, были полноценным отдыхом, и вспоминаются
многими, как едва ли не лучшее, что у них было в школьные годы.
Виктория Сергеева:
Я думаю, что с таким трудом детей, как например, в Индии,
действительно надо бороться. Ну, не может ребенок расти на свалке
компьютеров, разбирая их на запчасти, вдыхая в жаре сильнейшие
испарения, которые делают их инвалидами. А трудовой лагерь — это совсем
не труд, ведь, и правда, мы даже не помним, что делали в первую половину
дня, пололи капусту, морковь, по-моему. Ну, что для здоровых юнцов
стоит подергать сорняки? Зато все, что было после обеда и до отбоя — это
сильнейшие подростковые переживания, которые расцвечивают жизнь яркими
красками и отпечатываются в памяти на долгие годы. И пионерские лагеря
были такими, что мы целый год мечтали, как мы снова туда поедем. Наш
лагерь стоял в сосновом лесу, маленькие домики по два на отряд, для
мальчиков и другой для девочек. Костры, походы, танцы на закате под
громкоговоритель на столбе. А чего стоил День Нептуна, когда в лагерный
бассейн можно было кидать даже директора лагеря, не говоря о вожатых.
Та же Зарница — военизированная игра, с подъёмом под выстрелы ракетниц,
вместо горна, обезвреживанием мин и погоней за диверсантами. А ночные
вылазки в темный дремучий лес, во главе с продвинутым вожатым, с песнями
у костра. Я думаю, что такой пионерский лагерь, и теперешних
избалованных цивилизацией детей, не оставил бы равнодушными. Такие
воспоминания остаются на всю жизнь. А мой сын попросился домой из лагеря
на третий день.
Алекс Кунов:
Моё детство пришлось на 50-60 годы. Могу засвидетельствовать, что все
дети от детей рабочих до директоров заводов ездили в одни и те же
лагеря играли в игрушки, которые становились общими во время игры,
кому бы они формально не принадлежали. И эти принципы поддерживались
«начальствующими» родителями. Возможно, одевались чуть по-разному
и питались дома тоже, но эта разница никогда не достигала и тысячной
доли той, которая существует сейчас. Могу смело утверждать, что детям
состоятельных родителей сейчас живётся, конечно, лучше.
Роман Постников:
В пионерском лагере меня заставляли ходить строем, петь тупые песни,
не выпускали за территорию, спать, когда не хочу и вообще, лишали
свободы выбора, что мне делать (речь не о «пошалить»). Речь о свободе
выбора для личности с раннего возраста. О её праве самоопределения.
Об отношении к каждому ребёнку, как к личности, прежде всего, а не как
к боевой единице — пионеру. Винтику в общей машине государства с младых
ногтей. Вообще с детства не переношу заборов вокруг меня и диктата
неквалифицированных педагогов. У хороших воспитателей такого нет.
Я не против лагеря, как такового. Я против пионерии и её идеологической
заорганизованности. Вместо хождения строем под песни о юном барабанщике
предпочёл бы книгу или радиокружок, например. А вместо разучивания
речёвок — занятия по знаниям о природе. Вот и всё. Ходить ребятам,
кстати, лучше не строем, а группами с друзьями. И не под песню, а просто
общаясь, как люди.
Наталья Сидорова:
Мне приходилось работать вожатой в пионерском лагере, правда, давно,
в 70-е годы. Не помню, чтобы дети жаловались на отсутствие свободы.
Не дай бог, если бы ребёнок заболел. Сразу обработка раны, перевязка,
клали в изолятор, и врач находился при больном всё время. Через 6 дней
меняли постель всем отдыхавшим, я замучилась всё это перестилать вместе
с детьми. Ну, уж, а насчёт еды... У православных летом пост. Но дети
из православных, мусульманских и еврейских семей ели сыр, колбасу,
котлеты, гуляш, борщ, окрошку, голубцы, шоколадные конфеты так, что шум
стоял.
Игорь Басенко:
Вот и меня родители отправили в пионерлагерь, не понравилось, потом
ездил летом к бабушке в деревню. Ещё один раз меня всё же заставили
поехать в пионерлагерь. На этот раз, как выразился тут один товарищ —
элитный, на Чёрном море. Это когда врачи поставили диагноз ревматизм,
а тот лагерь был для детей-сердечников, с медициной, вроде санатория.
Мне и там не понравилось, но куда денешься, заставили лечиться. Но сама
возможность поехать в пионерлагерь была у каждого.
Добавим, что опрос проводился с 12 по 18 июня. В нём приняли участие 4170 блогеров, оставивших 1603 комментария по теме опроса.
Напомним, что 12 июня — Всемирный день борьбы с детским трудом. Как
сообщили корреспонденту ИА REX в пресс-службе международной организации
труда (МОТ), сегодня жертвами принудительного труда являются 215 млн
детей. При этом 5 млн из них работает в таких условиях, как коммерческая
сексуальная эксплуатация и долговая кабала, и эти оценки, как полагают
в МОТ, являются неполными.
Между ратификацией конвенций по детскому труду и конкретными
действиями стран по решению этой проблемы наблюдается серьёзный разрыв,
говорится в докладе МОТ, посвященном Всемирному дню борьбы с детским
трудом.
«Как мы можем успокаиваться, если 215 млн детей в мире всё ещё
вынуждены трудиться, чтобы выжить, а более половины из них являются
жертвами наихудших форм детского труда, таких как рабство и участие
в вооруженных конфликтах. Мы не должны допустить, чтобы задача
искоренения детского труда перешла в ряд второстепенных задач в сфере
развития. Все государства — вместе и по отдельности — должны стремиться
к достижению этой цели», — заявил генеральный директор МОТ Хуан Сомавия.
Наибольший разрыв между принятыми обязательствами и конкретными
действиями отмечается в неформальной экономике, где происходит большая
часть нарушений основополагающих прав в сфере труда, отмечается
в докладе. Дети в сельских районах, в том числе дети мигрантов
и представителей коренных народов, являются наиболее уязвимыми в плане
рисков детского труда.
Авторы доклада МОТ также отмечают, что до национальных судов доходит
относительно небольшое число случаев детского труда. Санкции
за нарушение законодательства о детском труде зачастую бывают слишком
незначительными и неэффективными, чтобы поставить барьер эксплуатации
детей. Это диктует необходимость дальнейшего усиления судебной
и правоохранительной системы, а также защиты жертв детского труда
на национальном уровне.
«Нужно развивать уже действующие в странах программы и политические
меры, а также использовать накопленный в ходе их реализации опыт, чтобы
действенно противостоять детскому труду во всех частях мира», — заявил
генеральный директор МОТ. «Достойный труд для родителей и образование
для детей — это важнейшие элементы стратегии искоренения детского труда.
Давайте же удвоим усилия, чтобы продвинуться в реализации этой
стратегии, используя дорожную карту, принятую в Гааге в 2010 году, цель
которой — искоренить наихудшие формы детского труда к 2016 году», —
добавил он.