В недавнем выпуске программы «Императив» «Русской службы новостей» её ведущий, обозреватель «ЛГ» Александр Кондрашов беседовал с известным тележурналистом, первым заместителем гендиректора ВГТРК Александром ЛЮБИМОВЫМ. Представляем вашему вниманию выдержки из их разговора  в прямом эфире.

Вырезая себя

– «Имя Россия» резко отличается от того, чем занималось наше ТВ последние годы.
– Мы пытаемся искать новый язык телевидения в обсуждении истории, и кое-что у нас получается в смысле определения дистанции, позволяющей даже о таких персонажах, как Сталин, говорить с горечью, но несколько, так сказать, аристократично.
– Во имя чего вы взялись за этот проект?
– Я рад и горд, что мне поручили им заняться. Я люблю реализовывать свои гражданские чувства. Не всегда у меня получается – делаю разные проекты, но в каждый из них я пытаюсь внести своё отношение.
– Почему проект стартовал именно в этом году? *
– Лет пять назад это было не очень реально. Не потому, что на телевидении сидят такие жирные люди в гавайских рубахах, нюхающие кокаин, а потому, что спроса не было. Теперь чуть-чуть подняли голову, чуть в стране стало постабильнее. И, конечно, есть очень яркая, характерная черта нашего народа – соотносить себя с какой-то глобальностью. После того как на канале «Россия» вышел документальный фильм о Византии, который вызвал невероятные споры, мы почувствовали: да, это может быть актуально.
– Шоу не лицензионное?
– Нет, лицензия есть – ни в одну самую талантливую русскую голову не могла прийти идея составить шорт-лист из Пушкина и других… Это формат современной поп-культуры, который своей агрессивностью позволяет привлечь внимание к истории, мы полностью изменили весь процесс реализации этой экстравагантной идеи, чтобы не выплеснуть суть.
– Злые языки говорят, что при интернет-голосовании было подсуживание, что уже давно выбран человек, который станет символом России…
– Сколько я занимаюсь телевидением, столько меня в чём-то подозревают. Я думаю, что половина человечества состоит из людей, которые верят в то, что миром правит заговор, а вторая – в то, что хаос. Поскольку я отношусь ко второй половине, то мне им сказать нечего. А тем, кто верит в мировой заговор, у меня есть предположение, прослушав послание Д.А. Медведева Федеральному собранию. Он цитировал только одного из нашего списка. У меня есть некоторые предположения…
(Речь идёт о Петре Столыпине. – А.К.)
– Патриотизм сейчас очень востребован, и хорошо, что проект действует на людей, вызывая образовательный интерес. Но идиотичность голосования…
– Я рад, что вас это смущает, а иначе как, простите, мне заставить вас мной интересоваться и висеть, например, минуту на трубке и платить за межгород? Именно раздражением, что какие-то ужасные люди в Интернете выберут Сталина, правильно?
– Мне вообще неинтересно, кого выберут, имён России столько!.. И они все по большому счёту равны.
– Мы вызываем встречную реакцию именно тем, что создаём некий формат отношения экрана с аудиторией, который людей подвигает на какие-то поступки. Вот вы уже пять минут платите Ростелекому.
– Почему выбраны именно эти 12 заседателей?
– Хотелось пригласить людей, которые стоят над современным телевидением. Они не те, кто готов по первому зову прибежать на любое шоу, чтобы отрезонировать по поводу последнего показа мод, захоронения Ленина или политики Путина.
– Как их готовят к передаче? Я слышал, что раздают чуть ли не папки с документами…
– Мы пытались раздавать, а потом издали книгу. В магазинах уже порядка 15–20 разных книг с логотипом «Имя Россия», где все наработки нашей творческой бригады, но, по-моему, участники ими не пользуются. Они очень серьёзно отнеслись к проекту, так же как и вы, они понимают, какая это важная просветительская миссия.
– Почему ваша замечательная передача идёт в такое позднее время? Её не могут смотреть дети.
– Телевидение не должно заниматься воспитанием. «Имя Россия» позволяет думающим людям в разных уголках страны откликнуться на то, что есть история, которая нас объединяет. Как объединяют документальные фильмы канала «Россия», «Вести», сериалы и так далее. 23 часа – как раз то время, когда собирается целевая аудитория. Если раньше, то менее качественная аудитория, больше случайных людей, которые, скорей всего, уйдут на другие каналы смотреть что-то более легкомысленное, соблазняющее.
– Будет ли повторный показ?
– В январе. В лучшее, чем сейчас, время. Я думаю, поставим ежедневно, как только народ отопьёт всё, что успеет купить за первые 10 дней Нового года.
– Некоторые выпуски настолько задевали (например, вспомнили Анатолия Чубайса, готового разорвать Достоевского на куски), что потребовало, на мой взгляд, некого репортажного дополнения к проекту с тем же Чубайсом.
– А мне нравится, что мы проходим легко. Вот чуть-чуть прочерчиваются линии в современность, чуть-чуть детонируют, но не взрываются. Вот эта способность чуть-чуть отодвинуться, то, что я назвал аристократизмом, мне как раз очень импонирует. Нет того, как в 90-е годы с пеной у рта кричали по любому поводу.
– Много вырезаете при монтаже?
– В основном вырезаю себя. Участники серьёзно готовятся и глубоко чувствуют свою задачу и, как большие корабли, мою маленькую лодочку не замечают. Когда мы будем выходить в прямом эфире («право последнего аргумента», когда все будут против всех), то у меня, возможно, возникнут проблемы, чтобы сохранить хронометраж и не допускать лишних слов, лишних каких-то интонаций.
– За кого голосуете вы?
– Сначала я голосовал за Пушкина. Мне казалось, что он возглавляет троих из двенадцати, которые, что называется, мейкеры, делатели. При жизни Пушкина как мыслителя мало кто оценил. Эдакий представитель изящной профессии, первый поэт России, который писал за деньги. Первый профессиональный поэт. Так его тогда воспринимали, что, в общем, обидно для мыслителя такого масштаба. Но сейчас я поменял позицию. Пушкин – писатель, созерцатель, он не человек действия. Если мы выбираем того, кто действует в нынешней России, наиболее активного деятеля (делателя), который даст возможность применить его опыт к современной ситуации, самый яркий, по-моему, Столыпин. У него есть к тому же сильное преимущество. Многое из того, что он хотел сделать, ему не удалось реализовать, так как его убили террористы. То есть противники мало что смогут ему «предъявить».