ШУМНОЕ СЕРДЦЕ    Когда в одном из окон здания на перекрестке улиц Свободы и Ленина часов этак в 10 вечера горел свет, то это было окно кабинета первого секретаря Рязанского обкома комсомола Владимира Ильича Голованова. Трудолюбия и ответственности за порученное дело -этому человеку не занимать. О том, что происходит в подведомственном ему «хозяйстве», он знал все - от положения дел в захудалом колхозе, до текущей работы областной молодежной газеты.

Помню, как я, тогда еще начинающий журналист с филологическим образованием и без малейшего знания сельхозпроизводства, попутно с материалом о студенческих стройотрядах собрала, написала и опубликовала в газете репортаж с громким названием «В закрома Родины». И в первую же минуту нового рабочего дня мне позвонил Владимир Ильич. Ох, как же он тогда меня ругал, ибо в районе, о котором я писала, и лучшие хозяйства более 9 центнеров с гектара никогда не собирали. Какие уж тут «закрома Родины», когда сами жили на дотациях? Думаю, что свой гнев он копил с 6-7 утра - именно с этого времени начинался его рабочий день.

Помню, как неуютно чувствовали себя чиновники Скопинского района, когда Владимир Ильич Голованов был назначен 1-м секретарем райкома КПСС. Еще бы! Их «сумасшедший» секретарь в уборочную страду уже в 6 утра начинал объезд колхозных токов, а к 8 часам готов был начать производственное совещание, главной темой которого была уборочная страда.
Поражали его наблюдательность и внимание во время инспекционных поездок по районам области. Однажды мне пришлось побывать с ним в одной из таких командировок в качестве корреспондента газеты. Редакционное задание было весьма скромным: написать о какой-нибудь хорошей ферме, благо, что путь Владимира Ильича лежал в одно из лучших хозяйств Касимовского района. Свое задание, на мой взгляд, я выполнила добросовестно, а вот потом, молча, присутствовала при весьма крутом разговоре между моим шефом и председателем колхоза. Что же заметил он и чего не заметила я? Владимир Ильич говорил о недопустимости разбазаривания кормов в это очень сложное для животноводства весеннее время. Да. Это хозяйство было хорошо подготовлено к зимовке скота, и в кормах здесь не было дефицита, но дороги из соломы от правления до фермы быть не должно. Ведь в других хозяйствах скот уже голодал, и каждая соломинка была бы помощью соседям, а тут под ногами валяется. Да и за доярками следить надо построже, а то и подойник вроде бы помыла одна из них, и руки вымыла перед дойкой, а затем привычно вытерла их о бока своей буренки. О какой длительной сохранности молока здесь можно говорить?

Я все вспоминаю о делах хозяйственных, имеющих прямое отношение к его работе, но в этом человеке меня всегда поражало и то, что не касалось его должностных обязанностей. Его трепетное отношение к поэзии и к людям поэтического дара. Именно он в одной из командировок открыл для меня прекрасного поэта Василия Федорова. Именно от Владимира Ильича я впервые услышала много добрых слов о Евгении Маркине, в те времена весьма не чтимом партийными начальниками. Сам же он внимательно наблюдал и за поэзией Евгения, и за его жизнью, пытаясь при этом по возможности ему помогать. Тогда я многого не понимала в поведении первого секретаря обкома комсомола. А теперь вот, прочитав его рукописи - поэтическую и прозаическую - понимаю: в «невыносимых» ситуациях он сам разбирался очень неплохо, проходил их не раз и не два, но его личным выходом из них был труд.

С детства мальчик из большой крестьянской семьи бредил поэтическим словом. Робко писал. Выучился на филфаке и мечтал пойти вслед за своими кумирами по стезе поэтической. Но жизнь подготовила ему другую стезю - партийно-административную. И значимость этой работы он прекрасно понимал и выкладывался полностью. Владимир Ильич прошел все ступени комсомольского «роста» - от школьного комсорга до первого секретаря Рязанского обкома комсомола, ответственного работника Центрального комитета ВЛКСМ, от секретаря райкома партии до секретаря обкома КПСС по идеологии. Но время испытывала его на прочность и верность тому делу, которое он когда-то избрал для себя. И тот факт, что он взял на себя ответственность за полуразрушенное хозяйство в Спасском районе уже после выхода на пенсию и более 10 лет руководил им - для него вполне естественный поступок. Не ради славы, не ради денег; а ради самого дела.

Последний раз я встречалась с Владимиром Ильичем Головановым на презентации его книги «Шумное сердце», выпущенной издательством «РИД» в поэтической серии «Есенинский берег». За неделю до его смерти. Презентация проходила в редакции газеты «Рязанские ведомости». Многие из тех, кто пришел на вечер, были соратниками Владимира Ильича по комсомольской работе. А еще были писатели, поэты, то есть люди, которые могли по достоинству оценить мужество человека, который на протяжении десятилетий пронес любовь к поэтическому слову и на склоне своих немалых лет осуществить юношескую мечту - издать сборник стихов. Кстати говоря, готовил он к изданию еще и книгу документальной прозы, в которой отразилось его время - трудное, переломное, проблемное. Не успел. Скоропостижно умер и был похоронен на Скорбященском кладбище рядом с ушедшими из жизни соратниками по работе.

Главная тема незаконченной рукописи - назревшие проблемы в сельском хозяйстве, в котором он разбирался весьма и весьма хорошо, с присущим ему аналитическим мышлением и дальновидностью, и пути возможного их решения.

Юность и вся жизнь Владимира Ильича не могли не пройти под главным лозунгом всего его поколения: «Партия сказала «Надо», комсомол ответил «Есть». Граждане 21-го века могут к этому лозунгу относиться по-разному, но истина в том, что без дисциплины, трудолюбия, без соподчинения и подчинения интересам государства не построить самого государства, не утвердить себя в международном мире, как не построить государство и без любви к своей Отчизне.

Именно такой любовью пронизана поэтическая книга потомственного крестьянина Владимира Голованова, которая заканчивается стихотворением, посвященном его малой родине - деревне Казначеевка Милославско-го района Рязанской области, где он родился 28 июня 1937 года в большой крестьянской семье.

Все знакомо  здесь с раннего детства —
Лучик памяти не угас,
Но с щемящей тоской бьется сердце,
Словно вижу в последний раз.
В ней зимуют под бедными кровлями
Три старухи да два старика.
Да, мы сами ее обескровили, 
Расплылись, как туман в облака.
Я встаю пред тобой на колени, 
Память жизни своей ворошу. 
Каюсь я перед милой деревней 
И прощенья сыновья прошу.

ЛЮДМИЛА ГОЕНКО,
ЗАСЛУЖЕННЫЙ РАБОТНИК КУЛЬТУРЫ РОССИИ