 Один из праздников комсомола мне посчастливилось встретить на КамАЗе, в Набережных Челнах.  Я оказалась в группе писателей-молодогвардейцев, которая приехала туда, чтобы принять участие в традиционной неделе молодежной книги. Было много встреч в цехах завода, в общежитиях, в литературном объединении молодых рабочих. Ну, а ещё раньше – красивая, как в цветном кино, встреча в аэропорту, где девочки в национальных костюмах поднесли гостям традиционные хлеб-соль. Все было красиво в этой поездке, как и положено в праздник.
И вдруг… Вот ради этого «вдруг», ради этих мгновений озарения, какого-то непредвиденного эмоционального открытия, в тайной надежде на какую-то подвижку души, постигающей движение времени, думаю, и едут, и летят, и идут писатели на встречи с читателями.
На нашу главную встречу нас пригласили в огромный, только что сданный, совершенно столичный киноконцертный зал. Он оказался не просто полон – сидели в проходах на ковровой лестнице, стояли вплотную у стен. Три часа не отпускали писателей. Передавали записки, задавали вопросы. Яркие, нарядные, с открытыми лицами люди, со взглядами, в которых все так легко читается в хорошие минуты.
Вот тут и возникло это «вдруг». Не принято сейчас употреблять красивые слова – вдохновение, исповедь. Но было именно это. Исповедью поколений звучало все, что говорил каждый. Тоненькая девочка с черной косой в пояс, тогда еще не отмеченная наградами, только открывающая себя поэтесса Гульрухсор Сафиева, и отмеченный славой и признанием Егор Исаев, который видел аудитории и побольше этой. В чем была тайна этого благодарного и благодатного удивительного ощущения братства? Братства, не знающего возрастных пределов, в основе которого лежит общность – чего? Какая?
Общностью этой для всех нас был комсомол. Когда мы выходили под свет юпитеров и смотрели в зал, мы ощущали его не в прошлом – а вот сейчас, в себе, навсегда. И было бесконечно важно – для нас, писателей, и думаю, для всех сидящих в зале – ощутить это единство. Время меняло конкретные задачи: строить КамАЗ, а не Магнитку, КАТЭК, а не «Уралмаш». Но цель – растить в процессе этих свершений человека окрыленного, живущего заботами всего мира, а уж только потом своими личными, - цель-то эта для всех нас осталась главной на все времена. «Даешь Уралмаш»! – «Даешь КамАЗ!» Думалось тогда: разве это не звенья одной цепочки, подтверждающей, что не распалась связь времен? Не берешь, а даешь! Нужное стране и только через нее – тебе лично. Сначала ей – потом тебе.
И все-таки не только в этом счастливо-пронзительном ощущении единства с вечно юным, вечно обновляющимся союзом молодости было откровение этих минут. Не только в этом.
Каждый из нас – и Егор Исаев, наверное, и Аркадий Воробьев, видели еще и свое неповторимое, - ведь у каждого своя точка отсчета в комсомоле.
Для меня это были лихие пятидесятые – годы тесноты, скудности, несытой еще жизни, годы азартных мечтаний и нашей молодой веры в новую эру, ибо опять возрожденным и обновленным вернулось звучное: «Ударная комсомольская!»
Наша первая комсомольская стройка – Свердловский завод железобетонных изделий. Заложили его на пустыре за городом, ни дорог нормальных, ни подъездных путей. Я «получила» эту стройку в качестве комсомольского подарка вместе с приказом без отрыва от основной работы в областной молодежной газете выпускать бесплатное приложение, спецвыпуск, который помог бы «перевернуть все порядки и сделать стройку действительно комсомольской», как сказал главный редактор, талантливый уральский поэт Михаил Пилипенко.
Бедная и счастливая, безалаберная и бедовая наша первая! Девчачья бригада едет «бунтовать» прямо к первому секретарю обкома комсомола – и он их принимает и заставляет руководство стройки обеспечить фронт работ и нормальный заработок. Секретарь обкома Григорий Важенин сидит на всех еженедельных трестовских оперативках и требует, и ругается, и защищает право молодых на настоящую работу. От нас уже стоном стонет трест – от нашей бескомпромиссной газеты «Малютка», от наших ночных рейдов, в которых «за так», разожженные нашим азартом, участвуют маститый художник, поэт, фотограф. Бесплатно рисуют, снимают, пишут. Выпускают огромные сатирические листы, дают материалы в «Малютку». От нашей дотошности, от нашей способности распознать любую «липу» и добиться грамотной организации работ не знают, куда укрыться, хозяйственники. Смешно? Какие крохотные задачи? Верно, с высоты КАТЭКа и КамАЗа. Но вспомните, кто работал на стройках после войны, когда и на мощные заводы-то половина – выкошенная войной – не вернулась. Работали все. Образование – кто спрашивает? Строить-то надо. «Какие порядки, какие ночные смены, какая культура, вы что, с ума сошли? Да нам бы просто людей удержать, каких уж бог послал. Ведь половина – вчерашние зэки, а вы тут со своими «краснопутевочниками»!»
Год понадобился, чтоб руководители поняли: ах, как хорошо с комсомолом! Потому что впервые выполнили план. Потому что получили ордена и знамена. И просто потому, что пришла жизнь. Ночными кострами отогревали каменную уральскую землю, чтоб бульдозер взял. Кто бы еще это делал, кроме комсомола? Всем городским комсомолом строили первый приличный поселочек около завода. Всем городом выходили на благоустройство. На подводку дорог, подъездных путей. Поделили квадраты, на зоны – каждому району города Свердловска.
За год неузнаваемо возмужали вчерашние десятиклассники, первые «краснопутевочники» с аттестатом зрелости. Впервые мы видели, что такое участие комсомола в управлении.
Я ходила к стройке от последней трамвайной остановки длинной грязной дорогой, мимо лагеря военнопленных. Из-за забора смотрели чужие нам люди, перебрасывались непонятными для меня репликами, играли на губных гармошках. Собирались домой, в Германию. А я иногда, неся под мышкой свежий выпуск моей крохотной газетки, жалела, что не могу им крикнуть: «А мы выжили!» Мы, обнищавшие за войну. Мы, потерявшие в каждой семье близкого человека. Мы, двадцати- и двадцатипятилетние, которым бы беспечно радоваться жизни, назначать свидания, шить красивые платья, ходить в оперу, - мы готовы переесть друг другу шеи за то, что не вовремя подвезли на стройку раствор, сорвали график работы. Мы, как наши близкие в войну, надели сапоги и все те же ватники. Мы не боимся ни начальства, ни друг друга, ни мамы родной, когда речь идет о судьбе дела, - значит, мы живы! Значит, душа наша просит, как и у тех, первых, наших комиссаров, большего, чем личная радость для себя одного. Луша наша ищет дела, значимого для страны, для всех нас.
Сейчас над понятиями долг, патриотизм, преданность делу не стесняются смеяться вслух. «Заграничные» учителя, эмигранты третьей (или какой?) волны, поучают нас с экрана телевизора: «До тех пор, пока вы будете говорить «мы» и спрашивать, когда страна будет жить лучше, вы и будете жить плохо! Думать надо о себе и своей семье, только тогда вы и будете жить хорошо!»
Живи мы так, разве открылось бы нам в пронзительные минуты озарений, подобных камазовскому, великое чувство братства? Ведь именно потому что оно существовало, мы и смогли выстоять в жесточайших испытаниях. И еще потому, что знали и общую радость, которая была многократно сильней одной, отдельной.
Уроки комсомола… Сколько их было в каждом поколении? Не счесть. За жизнь не рассказать о потрясшем, оставшемся в сердце.
… Норильск. Комсомольский десант 1956 года. Дизель-электроходы везут по Енисею молодых, веселых, необстреленных «краснопутевочников» - инженеров и рабочих из Москвы и Ленинграда. Цветущие июньские бульвары провожали их. А тундра встретила снегом и ледяными ветрами с океана. И барачной неустроенностью. И полным незнанием – кто есть кто рядом. Они встретили страшную первую полярную зиму массой, а не коллективом, «рабсилой», а не специалистами, с крохотными заработками, без настоящей северной кормежки, без представления, как и чем здесь жить.
А вышли к весне, к первому солнцу мощным коллективом! Со своей системой отношений: иерархией не должностей, а человеческого авторитета, и меркой его были простые понятия – честность, бессребреничество, бесстрашие, принципиальность. И к ним поехали за опытом. Из Красноярска и Москвы, из газет и журналов. Всей стране был известен их лозунг: жить без скидки на Полярный круг!
У каждой молодежной бригады тех лет своя история. Каждый бригадир – личность. Кстати, избранная, а не назначенная. Оттуда, из Норильска, пошла идея выборности бригадиров. Ее поддержат Красноярский крайком ВЛКСМ и «Комсомольская правда», а годы спустя и диссертации ученые напишут… Вот и пошли первые уроки Норильска, новый стиль жизнь.
Они построили – бесплатно – на общественных началах – первый телецентр на Севере.
Они – Леня Иванов, Володя Бирюков, Женя Французов – создали – небывалое дело – «комсомольский ДОСААФ», построив, опять бесплатно, аэродром. Они отлично понимали: чтоб не одуреть от северного одиночества, где болтовней ребят не займешь, где всякое слово должно подкрепляться делом, ребятам нужны занятия, дух захватывающие!
Они заразили всех ребят – до страсти, до одержимости – северным туризмом (напрягите воображение – это в полярной ночи при соответствующих морозах или летом при тундровом гнусе и болотном непролазе).
Из крайкомовской справки тех лет:
«…С марта 1959г. по август 1962г. на различных курсах комсомольского клуба подготовлено 2892 специалиста, из них: шоферов – 758, трактористов – 1189, мотоциклистов – 355, радистов – 390.
Создана материально-техническая база: автомашин – 8, тракторов – 2, мотоциклов – 12, катеров – 2, яхта – 1, аквалангов – 5 и т.д.» А еще – два барака, гараж и аэродром.
«Впервые на Севере развиты такие виды спорта, как планерны, парашютный, массовый туризм, подводный спорт, мотоспорт».
Видели бы их в те годы – искры от них сыпались. Биополе их жизни заряжало все и всех вокруг – азартом, жизнелюбием, бескрайней верой в то, что человек может все.
Они бы должны об этом написать повесть, об этих уроках комсомола. Но плохие они рассказчики. Однажды я попросила другого «краснодесантника» - уже из следующего поколения, одного из первых комсомольских комиссаров Красноярской ГЭС, Виктора Плисова, рассказать о самых значительных вехах его работы в комсомоле, и он виновато сказал: «Знаешь, время жизни так уплотнилось, что уже с трудом выкапываешь то, что было вчера». И вроде извиняясь:
«А, наверное, еще не пришло для нас время вспоминать!» Не пришло это время и для секретаря Красноярского крайкома партии Виктора Васильевича Плисова, когда мы встретились через несколько лет.
Снова – новые заботы: Саяно-Шушенская ГЭС, астрономические параметры КАТЭКа. Да и ими ли только он жил? Уроки тех первых – это уроки пристального внимания к человеку: как живёт? Что на душе? Как растёт? Чего хочет от жизни? И еще уроки обострённого профессионализма: поколение Иванова (и сам Лёня Иванов) впервые осваивало свайный метод строительства на мерзлоте, а поколение Плисова (и сам Плисов, - в эпицентре событий) вошло в историю комсомола еще и знаменитой «непрерывкой» - исследованием возможности непрерывной укладки бетона. Ни риск, ни угроза инженерному авторитету не отпугнули его и сто пятьдесят его единомышленников, инженеров и рабочих-комсомольцев от последовательного, самоотверженного и принципиального проведения эксперимента. А наш Свердловский железобетонный? Это же было начало технической революции в строительной индустрии! И о новых комсомольских – Старый Оскол, КАТЭК, Саяно-Шушенская – справедливо говорили: впервые, впервые, впервые. Речь не только о небывалых масштабах, но и обязательно о технических экспериментах, освоении нового.
Я воспринимала как счастье – иметь возможность видеть движение жизни через людей озарённых. В тот самый момент, когда идёт избирательный поиск души, когда кипят силы, жаждущие исхода, когда в силу самой природы молодости человек мечтает открыть, свершить, оставить след, - Родина, государство доверяли важнейшие свершения комсомолу. Бесконечен список этих дел: Саяно-Шушенской ГЭС и Оскольская Магнитка, и Нечерноземье, и нефтяные державы Сибири и Таймырского Севера, и ныне снова востребованный БАМ, и Бурятская ГЭС. Нынче делят, воюют, смертельно ссорятся в этом бизнес-дележе, а те, теперь уже легендарные фронтовики комсомола, - строили, создавали, и приходит порой горькая мысль: а если б не построил всего этого комсомол, что же делили бы сегодня реформаторы? На чем бы взращивали свои миллиарды, уплывшие, да и сегодня уплывавшие, в заграничные банки?
Так вышло, что жизнь словно специально выбрала мне судьбу – стать летописцем легендарного комсомольского племени. Как началось это в пятидесятые с той горячей свердловской газетки «Малютка» (официально – «На смену!» на комсомольской стройке), так и не перестала я удивляться и радоваться, что есть на свете люди, для которых нет чужого горя, чужих забот, для которых все люди – это большая родня, и, если споткнулся человек, поспеши ему на помощь. Ведь это свои, наши люди, это наш народ, и мы его частичка. Такими я знала и любила своих героев, и потому что им некогда было писать о себе, я просто не могла о них не рассказывать. Для меня они были – «соль соли земли, теин в чаю».
Зеленеют листья тополей,
Заливает солнце площадь светом.
Я хочу остаться на земле,
Дружбой комсомольскою согретой.
Не живу в довольстве и тепле,
Край любя таежный и зеленый.
Я хочу остаться на земле
Мужественной, ласковой, влюбленной.
Знают все: в походе веселей
С песней на подъемах и уклонах.
Я хочу остаться на земле
С песней комсомольских батальонов.
Тишина пройдется вдоль аллей,
И дорогу день уступит ночи.
Я хочу остаться на земле,
Потому что вас люблю я очень.
Автор этих стихов – один из любимых уральских комсомольских комиссаров моего поколения, строивший Качканар - Фёдор Селянин.
Когда пытаешься рассказать о Селянине, чувствуешь, что пересказ фактов его жизни не передает, может быть, самого главного из уроков его судьбы. И Плисов, и Иванов, олицетворявшие для своего края целое поколение, и Селянин на Урале – с сотнями их товарищей – не просто делали дело. Сердце свое тратили они на каждого входящего в их двери или встреченного с бедой на дороге. И сердце жгли в деле своем. И от молодости главный этот урок перешел в их зрелость. Уже в поздние годы в Красноярском крае в одной машине оказалась я со строителями. Начальник треста секретарю крайкома Плисову говорит: «Приедешь к Иванову в министерство – во всем разберется, все решит, чего бы ему это ни стоило. А в другое министерство придешь (имярек) – с чем пришел, с тем ушел, зато длинную нотацию выслушаешь». А я и сама этого, сегодняшнего Иванова, видела: нервная была минута – годовые итоги подводили, а по дальневосточным объектам сведений каких-то не хватило, чтоб премию присудить, и тот, прежний Иванов, срывая сердце, вдруг с прежней горячностью вскрикнул: «Да ведь там же – люди! Нет сведений – запросите, посидите лишние часы, а вас, как ветром, всех с этажа в шесть сдувает. И вот люди остались без премии. На «фронтовых», можно сказать, стройках.»
Уже «не комсомольский» Селянин, защищая правое дело на Качканаре прямо на собрании – представьте, такое случилось – на полуслове теряет сознание. И рабочие относят его на руках в ту самую больницу, которую когда-то его большими хлопотами «пробивали», - и не знаешь, что больше его спасает: больница или ежедневные «массовые» походы в его палату людей, для которых он навсегда остался тем же Фёдором Селяниным. Уже не худощавый парнишка с обезоруживающей улыбкой, а грузный, сильно нездоровый, щемяще-мудрый, беспощадно-трезвый в оценке людей и дела – он остался все таким же бесконечно сострадательным и добрым в самом изначальном смысле слова.
Тратить сердце – вот стиль их жизни и работы. Никакая система не срабатывает сама по себе, если не согрета человеком. Уже работая председателем Свердловского обкома профсоюза металлургов, несущий огромный груз забот на плечах, человек широких практических и научных интересов, высочайшей социальной культуры, Селянин так и остался нашим комсомольским песенником.
Где костры глухомань зажигает,
Где белеют палаток ряды,
Не нужна нам дорога другая,
Если сердцем всегда молоды.
Не пугают нас ветры тугие
И бескрайность таежных болот.
Комсомольцев, друзья дорогие,
Даже старость – и та не согнет.
Что вы сделали? – Родина спросит.
Мы в ответ: «Города возвели!»
И вот так комсомольские взносы
В наше общее дело внесли.
В последний год жизни Фёдор Селянин поступил в Уральский политехнический институт. За плечами у него были юридический и горный: он считал, что юридический нужен для защиты рабочих, а горный, чтобы грамотно разбираться в делах Качканара. «А зачем тебе сейчас Политехнический, с ума что ли, сошел!» - мы знали, как он болен! «А я хочу послушать, - иронически ответил он, - что нового мне расскажут о капитализме!» Не послушал. До первой установочной сессии не дожил. Но умер на лету.
Уходят мои герои. Но великой несправедливостью будет забыть, во имя чего и как они жили. О сотнях написано, о тысячах – нет. А может быть, и не нужно? – изменились времена, активно и агрессивно отбрасываются ценности, казавшиеся вечными. Кто возьмет на себя окончательный суд, что важно и не важно для человека? Я берегу, как величайшее свое богатство, - другого нет, сотни и сотни писем читателей, приходивших через «Комсомольскую правду», «Молодую гвардию», в Союз писателей. «Прочитала вашу книгу «Мои комиссары» и словно чистой, родниковой воды глотнула! Спасибо Вам!» Нет, это не мне спасибо, это героям моим спасибо. Спасибо, что встретились на моих журналистских дорогах. Спасибо, что так жили и живут. Спасибо «Комсомолке», что открыла к ним дороги, доверив мне Красноярский Край, и Туву, и Якутию, и Центральное Черноземье… Жизнь этих людей, моих дорогих и любимых, со страниц книг снова переходила к людям, помогла им в трудные минуты.
«В октябре этого года я была отчислена из института. Самый страшный удар в моей жизни! Было больно, горько, обидно и стыдно, стыдно ужасно! Перед родными, перед школьными своими учителями, перед всеми людьми! И вот тогда я поняла: все кончено. Жизнь разбита навсегда… Ничего мне не хотелось… Даже жить… Вот в такие дни мне попала в руки Ваша книга «Человек своего времени». Читала ее и одновременно с новой силой переживала боль, горечь, стыд, обиду. Но вдруг поняла: а ведь жизнь-то идет, продолжается, еще не все потеряно! Ведь мне еще только 19 лет. Надо торопиться, идти вперед, достигать намеченных рубежей и снова творить. И я буду учиться. Навсегда западают в память теплые встречи с замечательными людьми. Теперь я знаю, есть встречи и с книгами. Прочитаешь и почувствуешь какую-то радостную близость с тем, что ты прочитал, с тем, о ком прочитал, почувствуешь близость с автором этой книги. Вот так бывает. Пишу Вам честно и искренне…»
Мне задали вопрос: чем стала для меня премия Ленинского комсомола?
Она была подтверждением самого главного: правоты моего выбора. Люди, которые стали не просто героями, а частью моей собственной жизни, поняты и признаны моим дорогим комсомолом. Это было очень важно. Ведь были в нем и совсем другие люди. А те, о которых я писала, иногда снисходительно назывались «чудаками». Нет, люди с распахнутым сердцем – это великое достояние любого поколения и любого времени. Вот что подтверждала эта премия!
… И вот пришло другое время, - мы даже еще до конца не понимаем, к какой первобытности мы доехали? К каким динозаврам! Общество ликует: скоро человека заменит на земле Робот! Уже заменяет! Всё меньше работы остаётся человеку! А человек будет просто наблюдать жизнь. Отдыхать. Созерцать.
Люди! Ребята сегодняшнего дня! Мечтающие попасть в любое шоу, - самое скандальное! – лишь бы быть замеченными! Вписаться в любую толпу, на любой площади! Прокричать любую, полную ненависти, «речёвку», - лишь бы в толпе, лишь бы быть: замеченными! Еще есть время задуматься. Опомниться. Человек жив, пока он делом вписан в мир.
Нас вышибли их этого мира в 91-ом и, может, еще страшней, в 93-ем, когда жадный до власти, - одержимый идеей властвовать, - захвативший власть духовно больной человек отдал приказ стрелять по законной власти, по своим товарищам, из танка, на глазах всего мира!
Мы еще выгребаем из этой ямы в Новом веке.
А дальше? Счастлива крохотная часть общества, захватившая миллиарды, триллионы? Да ведь они не знают, что с ними делать.
«…Что вы сделали? – Родина спросит.
Мы в ответ: «Города возвели!»»
А что вы скажете? Как исходили в крике – неизвестно за что, неизвестно по чьим подсказкам?..
Ну, а насчет упоения идеей Роботов, - читайте Рэя Бредбери… Уже всё предсказано. Все было… Упоение жизнью даёт только личное участие в жизни. Человека…
Выбор есть.
Клара Скопина, февраль 2020г. Москва. |
